ГОСПОДА ДЕ СЕН-МАР И ДЕ ТУ
В Лионе сохранились еще три здания, подобно вехам расставленные веками через почти равные промежутки времени и воплощающие собой образцы развития и упадка архитектуры, — это церковь Эне, кафедральный собор святого Иоанна и городская ратуша. Первое из этих зданий относится ко времени Карла Великого, второе — Людовика Святого, третье — Людовика XIV.
Церковь Эне построена на том самом месте, где шестьюдесятью народами Галлии был воздвигнут храм, посвященный Августу. Четыре гранитные опоры, поддерживающие купол церкви, тоже были заимствованы христианской сестрой у своего языческого брата; прежде это были всего лишь две колонны, поднимавшиеся вверх на высоту вдвое большую нынешней и обе увенчанные изображениями богини победы. Архитектор, построивший церковь Эне, разрезал эти колонны пополам, чтобы их вид не вступал в противоречие с романским стилем остальной части здания. Их сегодняшняя высота составляет двенадцать футов десять дюймов, а это заставляет предположить, что в своем первоначальном назначении, когда эти четыре колонны составляли всего лишь две, высота каждой из них была не менее двадцати шести футов.
Над главным входом укреплен небольшой античный барельеф, изображающий трех женщин с плодами в руках. Под этими фигурами можно прочесть следующие сокращенные слова:
МАТ: AUG. PH. Е. MED.
Их истолковывают так:
Matronis Augustis, Philexus Egnatius, medicus.[9]
Возраст кафедрального собора святого Иоанна на первый взгляд кажется меньше указанного нами. Его портик и фасад несомненно датируются четырнадцатым веком, так что они были переделаны или всего лишь достроены в это время; впрочем, для знатока древностей подтверждение указанной выше даты сооружения собора таится в архитектуре главного нефа, камни которого несут на себе совершенно явственный отпечаток воспоминаний, привезенных из крестовых походов, и успеха, с каким в ту пору восточное искусство стало проникать к западным народам.
Одна из капелл, которые образуют боковые нефы церкви и число которых архитектор обычно доводит до семи, в память о семи чудесах света, или до двенадцати, в честь двенадцати апостолов, называется капеллой Бурбона. Девиз кардинала, состоящий из четырех слов «Не надейся, не бойся», воспроизведен здесь в нескольких местах. Петр де Бурбон, брат кардинала, добавил к этому девизу переплетенные между собой «П» и «А» — первые буквы его собственного имени и имени его жены Анны Французской. Украшающие же его чертополохи указывают на то, что король сделал Петру де Бурбону дорогой подарок, отдав ему в жены свою дочь. Поспешим отметить, что резьба удалась лучше, чем каламбур.
Одна из четырех колоколен, расположенных, в противоречии с архитектурными правилами того времени, по бокам здания у каждого из его углов, служит местом нахождения едва ли не самого большого колокола во Франции: он весит тридцать шесть тысяч фунтов.
Городскую ратушу, находящуюся на площади Терро, лионцы показывают приезжим с особой, насколько можно судить, охотой; ее фасад, построенный по чертежам Симона Мопена, являет собой все признаки тяжеловесной и холодной величественности, присущей архитектуре времен Людовика XIV. Когда путешественник спускается по ступеням ратуши, он оказывается рядом с местом, вызывающим воспоминания об одном из самых страшных событий, какие Франция хранит в архивах совершенных в ней преступлений, — у его ног простирается площадь, на которую скатились головы Сен-Мара и де Ту.
Благодаря прекрасному роману Альфреда де Виньи, эта трагедия стала хорошо известна в наше время; заключительная его сцена — одна из самых замечательных из всех, когда-либо задуманных и написанных, и мы полагаем, что доставим удовольствие нашим читателям, сопоставив вымысел, рожденный в голове поэта, и лишенный всяких прикрас достоверный отчет, записанный пером секретаря суда. Это дает возможность увидеть схватку двух великих богинь, одна из которых главенствует в поэзии, а другая — в истории: фантазии и истины.
«В пятницу 12 сентября 1642 года в семь часов утра, господин канцлер вошел в Лионский дворец правосудия в сопровождении господ комиссаров, посланных королем для участия в суде над господами де Сен-Маром и де Ту.
Обязанности королевского прокурора исполнял на этом суде господин генеральный королевский прокурор парламента Дофине.
Когда они явились в зал заседаний, начальник стражи был послан со своей ротой в замок Пьер-Сиз за г-ном де Сен-Ма-ром, и в восемь часов его доставили в наемной карете во дворец. Войдя туда, он спросил: “Где мы находимся?” Ему ответили, что он находится в здании суда; удовольствовавшись этим ответом, он решительным шагом поднялся по лестнице.
Вызванный в зал заседаний, он пробыл перед судьями примерно час с четвертью.
Около девяти часов господин канцлер отправил начальника стражи за г-ном де Ту в тот же замок Пьер-Сиз и в том же самом экипаже.
Час спустя г-н де Лобардемон, советник парламента Гренобля, и г-н Робер де Сен-Жермен покинули зал, чтобы подготовить пленников к оглашению вынесенного им приговора и настроить их на ожидание смерти, и принялись увещевать несчастных, призывая их собрать все силы своего разума и своей души, дабы проявить выдержку в обстоятельствах, способных лишить твердости самых стойких людей.
Услышав это известие, пленники укрепили свой дух и выказали необычайную выдержку, признав, что они в самом деле виновны и заслуживают смерти, а потому исполнены решимости ее встретить. При этом г-н де Ту, улыбаясь, сказал г-ну де Сен-Мару: “Ну что же, сударь, по человеческим понятиям, я мог бы пожаловаться на вас, ведь вы меня обвинили, из-за вас мне предстоит умереть; но Богу ведомо, как я вас люблю! Умрем же вместе, сударь, умрем мужественно и достигнем рая!” Они обнялись с большой нежностью, говоря друг другу, что, поскольку им довелось быть такими добрыми друзьями при жизни, для них будет великим утешением умереть вместе.
Затем приговоренные поблагодарили господ комиссаров, обняв и заверив их, что они умирают без всякого сожаления и надеются на эту смерть как на начало вечного блаженства. После этого был призван Паллерю, секретарь Лионской судебной палаты, дабы прочесть им приговор.
После оглашения приговора г-н де Ту с большим чувством произнес: “Да будет благословен Господь! Хвала Господу!” Он добавил еще немало прекрасных слов, выказывая при этом невероятную горячность, не покидавшую его до самой смерти. Что касается г-на де Сен-Мара, то, узнав из приговора, что ему перед смертью предстоит пытка, он сказал: “Смерть меня не страшит, но следует признать, что бесчестье этой пытки в высшей степени оскорбляет мое сознание. Да, господа, я нахожу, что такая пытка совершенно неслыханна для человека моего положения и возраста. Я полагал, что закон освобождает меня от такого, по крайней мере я об этом слышал. Смерть меня нисколько не пугает, но, господа, признаюсь в своем малодушии: я с трудом перенесу эту пытку”.
Каждый из приговоренных попросил привести своего исповедника, а именно: г-н де Сен-Мар — отца Малавета, иезуита, г-н де Ту — отца Мамбрена, тоже иезуита. Человек, в ведении которого до этого времени находились пленники, по приказу господина канцлера передал их сьеру Томе, начальнику коннополицейской стражи Лионне, попрощался с ними и вышел.
Появился отец Малавет; г-н де Сен-Мар обнял его со словами: “Отец мой! Меня хотят подвергнуть пытке, и мне трудно подготовить себя к этому!” Священник стал его утешать и укреплять силу его духа насколько это было возможно в таких тягостных обстоятельствах. В конце концов г-н де Сен-Мар преисполнился решимости, и, когда г-н де Лобардемон и секретарь пришли за ним, чтобы повести его в камеру пыток, он заставил себя успокоиться и, проходя мимо г-на де Ту, хладнокровно сказал ему: “Сударь, мы оба приговорены к смерти, но я куда несчастнее вас, ибо перед смертью меня подвергнут и простой, и чрезвычайной пытке”.