Прибыв в Морнас, мы стали искать дорогу, по какой можно было взобраться наверх, до самых развалин этого орлиного гнезда, видневшегося на вершине утеса. Местные жители указали нам тропинку, ведущую туда из города, и мы начали взбираться по склону холма, на котором располагался замок. Преодолев примерно треть подъема и находясь почти рядом с церковью, мы стали шагать по каменным обломкам, скатывавшимся вниз по склону и покрывавшим территорию около четверти льё. Посреди этого беспорядочного скопления камней жители Морнаса расчистили небольшие прямоугольные участки земли и засадили их виноградными кустами; собранные же с этих участков камни сами собой образовали вокруг них ограду. Наконец, через полчаса утомительного пути по этому осыпающемуся под ногами покрытию, мы добрались до главного двора крепости, где еще виднелись бойницы. Наше появление в этих столь редко посещаемых развалинах вызвало переполох среди завладевших ими пернатых обитателей. С пронзительными криками разлетались во все стороны ястребы и пустельги. Я выстрелил в одну из этих птиц, но промахнулся; однако бедная неясыть, спокойно спавшая под сводами, пробудилась от звука выстрела, медленно и бесшумно взлетела, а затем, ослепленная светом, наткнулась на стену и упала возле нас. К счастью для нее, Милорд был занят чем-то в другой стороне и это спасло ей жизнь.
Невозможно представить себе картину, более связанную с историей и более величественную, нежели та, что открылась нашему взору сквозь проломы в этих развалинах: на востоке — вершины Приморских Альп; на севере — Баланс, оставленный нами два дня назад; на юге — Авиньон, куда мы рассчитывали попасть на следующий день; на западе — равнины Лангедока до самой горы Лозер. Узнаете ли вы то место, где находился стан Белловеза, собиравшего свои войска для вторжения в Италию? Узнаете поле сражения, на котором консул Цепион, нагруженный золотом Толозы, и его соратник Гн. Маллий оставили лежать восемьдесят тысяч римлян и сорок тысяч рабов и слуг, порубленных саблями и топорами амбионов и кимвров? Узнаете Рокмор, близ которого Ганнибал перешел Рону, чтобы сразиться с римлянами при Требии, Тразиме-не и Каннах? И наконец, узнаете Оранж, куда с триумфом вступил Домиций Агенобарб на одном из тех слонов, что обеспечили ему победу? А затем, отыскав на горизонте эти места, напоминающие о великих деяниях, разве не любопытно остановить свой взгляд на следах другой цивилизации и другой эпохи, стать свидетелем медленной и долгой борьбы десятилетий с безлюдными, необитаемыми развалинами и услышать порой, как среди окружающей их мертвой тишины падает камень, глухим и торжественным эхом возвещая о победе времени?
В Морнасе по речи местных жителей начинаешь явственно ощущать, что ты приближаешься к Югу. Уже в Балансе выговор окрашивается легким акцентом, в Монте-лимаре он портится сильнее, а в Ла-Палю становится невразумительным. Спустившись в деревню, мы встретили на постоялом дворе англичанина, который, зная семь языков, был вынужден, чтобы заказать себе пару свежих яиц, присесть в уголке и закудахтать как курица-несушка.
Не рассчитывая на собственную мимику в такой степени, чтобы заказать обед, который требовали наши желудки, мы предпочли набраться терпения и отложить трапезу до прибытия в Оранж.
Однако, как мы ни спешили, нам удалось попасть туда только к ночи, что было для нас весьма огорчительно, так как мы знали, что именно в Оранже можно увидеть дошедшие до наших дней великие памятники римской цивилизации в Галлии: прекрасно сохранившуюся триумфальную арку, театр с немалым количеством уцелевших фрагментов, позволяющих восстановить его в своем воображении; наконец, руины цирка и амфитеатра, свидетельствующие о том, что Оранж был первостепенной римской колонией. Интерес к археологии подтолкнул нас к весьма неосмотрительному шагу: остановиться в гостинице, расположенной как можно ближе к триумфальной арке, чтобы на следующий день отправиться к ней сразу же после своего пробуждения.
У нас не было никаких рекомендательных писем к кому бы то ни было в этом городе, и мы никого здесь не знали; так что мы просто-напросто спросили обслуживавшего нас парнишку, нет ли тут какого-нибудь гостеприимного знатока древностей, который бы любезно согласился показать нам на следующий день город. Он назвал нам г-на Ножана. Поскольку даже в провинции час для визита был вполне подходящий, мы, переодевшись с дороги, в сопровождении конюха, вызвавшегося быть нашим провожатым, рискнули появиться в доме этого любителя древностей.
И мы не напрасно прониклись братским доверием к нему. Господин Ножан принял нас с такой любезностью, на какую мы и не смели надеяться; он тотчас же провел нас в свой кабинет, заполненный медалями, античными произведениями искусства и погребальными урнами: эти урны были найдены в гробницах древних римлян, и в них еще находился прах, для хранения которого они предназначались. Мы просидели у г-на Ножана до десяти часов вечера, и, покидая его, я получил материал для работы на добрую половину ночи.
Выше уже было рассказано, как римлян призвали в Галлию; всем известно, как Цезарь по завершении своих побед начал ее колонизацию. Тиберий Нерон, отец императора Тиберия, по приказу Цезаря должен был повести легионы в главные города Галлии и разместить их там. Он заполнил войсками Арль, Нарбон и, возможно, Оранж, если верить надписи на медали, приведенной Гольциусом и заимствованной у него отцом Ардуэном; эта надпись гласит, что Нерон привел в Оранж тридцать третью когорту второго легиона. Так вот, если бы это был император Нерон, то на медали выбили бы не только его имя, но и его изображение; напротив, так как на ней стоит только имя, это указывает на то, что мы имеем дело с квестором Нероном. Итак, примерно за сорок пять лет до Рождества Христова старинный галльский город латинизировался и изменил свое кельтское название Араинон на римское Аравзион.
Новые колонисты не замедлили убедиться, что местонахождение Аравзиона у самой границы с воконтиями, союзниками не слишком верными, если судить по речи Цицерона в защиту Фонтея, а также преимущество, которое давало городу его расположение на возвышенности, господствующей над Роной, делали его чрезвычайно ценной военной крепостью и опорой колонизации. И вот тогда, чтобы заставить жителей примириться со своим владычеством, завоеватели, согласно принятой у них политике, построили в Оранже цирки, театры, арены, акведуки, что привело в восхищение новых римских граждан и внушило им благодарность по отношению к Риму — их приемному отцу. Что касается триумфальной арки, то, по всей вероятности, к тому времени, когда Цезарь ее увидел, она уже простояла почти целый век; по крайней мере это можно утверждать, если из трех возможных объяснений выбрать наиболее известное, а именно, что арка была воздвигнута в ознаменование победы Домиция Агенобарба. Две другие версии приписывают арку: одна — Марию, другая — Цезарю. Археологическая работа бывшего министра внутренних дел г-на Гаспарена, имеющаяся в нашем распоряжении, позволяет нам рассмотреть здесь все три варианта и привести доводы за и против каждого из них.
Сторонники мнения, что триумфальная арка восходит ко времени Домиция, это Понтанус («Описание путешествия по Нарбонской Галлии», стр. 5 и 45), Мандажор («Критическая история», стр. 96), Спон («Путешествие в Далмацию», том первый, стр. 9), Гиббс (статья в «Журнале Треву» за декабрь 1729 года) и, наконец, Лапайон де Сери-ньян (мемуар, который он поднес графу Прованскому, когда тот путешествовал по Югу).
И все же, несмотря на доказательства, собранные этими пятью археологами, сторонники Мария и Августа продолжали приводить доводы, повергавшие ученых в сомнение; но в это время г-н Фортиа д'Урбан, посетив триумфальные арки Кавайона и Карпантра, убедился, что все три арки сделаны в одно и то же время, что все они стоят на древней дороге из Марселя в Баланс, и высказал предположение, что все они были возведены в ознаменование одного и того же триумфа. Ибо, как рассказывает Светоний, Домиций Агенобарб, завидуя победе своего соратника Фабия Максима, одержанной, как мы уже говорили, между холмом Эрмитаж и берегом Изера, и не имея возможности справить триумф в Риме, поскольку одержанная победа не означала завершения войны, пожелал справить его хотя бы в Галлии. Поэтому он направился из Баланса в Марсель, верхом на слоне, сопровождаемый своим войском, а за ним везли все его трофеи победителя. С другой стороны, массалиоты, союзники римского народа, из-за которых, выступив в защиту их интересов, и начал войну Рим, еще не подозреваемый ими в захватнических намерениях, решили сделать все зависящее от них и их соседей, чтобы придать этому триумфу проконсула небывалую торжественность. Они преуспели в этом до такой степени, что народ, пораженный видом чудес на пути триумфального шествия, назвал дорогу, по которой оно следовало, именем Домиция. Так вот, одним из таких чудес стали три триумфальные арки — в Оранже, Карпантра и Кавайоне.