— Бог ты мой, господа, — отвечал он, — да это же проще простого: до Революции у нас здесь был монастырь картезианцев и бенедиктинцев, а все они — мужчины видные.
Мы прервали объяснения нашего простодушного знатока местной истории, ибо узнали все, что хотели узнать.
Между тем пришло время догнать наш кабриолет. Мы распрощались со своим новым другом Р… в надежде, что дела заставят его посетить Париж. Что касается Юэ, то, не зная, чем себя занять, он решил сопровождать нас до Тарского моста. Часа через два мы добрались до Ремулена и там в первый раз увидели Тар, берущий начало близ Сен-Жермен-де-Кальберта. Реку пересекает канатный мост — настоящие качели, подвешенные на четырех колоннах с каннелюрами, таких же изящных и воздушных, как он сам.
Эта образцовая легкость производит такое сильное впечатление, что какой-то любитель танцев написал на колонне: «Мост Тальони». Так это название за ним и осталось.
К несчастью для этого моста, у него есть сосед, который, словно магнитная гора из «Тысячи и одной ночи», так быстро притягивает к себе путешественника, что у того едва хватает времени хотя бы взглянуть на этот шедевр современной промышленности.
Мы вышли из кареты, чтобы дать время отдохнуть лошадям, которым предстояло в тот же вечер доставить нас в Ним, а сами вместе с местным проводником двинулись по проселочной дороге, сокращавшей путь примерно на четверть часа. Минут сорок мы шли вдоль подножия горы, в нетерпении то и дело спрашивая, долго ли нам еще идти, как вдруг сквозь сумрачную листву каменных дубов и олив, вырисовываясь на фоне голубого неба, показались две или три арки теплого желтого цвета — это была головная часть римского исполина. Мы продолжали идти вперед, и за первым же поворотом дороги, огибавшей гору, он открылся нам весь целиком шагах в ста от нас.
Невозможно передать впечатление, производимое этой гранитной цепью, которая соединяет две горы; этой каменной радугой, которая заполняет весь горизонт своими трехъярусными крытыми галереями, за восемнадцать столетий роскошно вызолоченных солнцем. Мне доводилось видеть некоторые из чудес этого мира: Вестминстер, гордый оттого, что ему доверено хранить королевские гробницы; Реймский собор с его каменными кружевами; сокровищницу дворцов, именуемую Генуей; Пизу и ее падающую башню; Флоренцию и ее собор; Терни и его водопад; Венецию и ее площадь Святого Марка; Рим и его Колизей; Неаполь и его порт; Катанию и ее вулкан; я спускался вниз по Рейну, несомый его стремительным течением; я видел, как передо мной встает Страсбург с его сказочной, будто волшебницами возведенной колокольней; я видел, как встает солнце над Риги и как оно садится за Монбланом, — так вот: ничто из увиденного мною (за исключением, однако, храма Сегесты, тоже затерянного в безлюдном пространстве) не показалось мне столь же прекрасным, столь же грандиозным, столь же монументальным, как это потрясающее гранитное творение, именуемое Гарским мостом.
И я тотчас подумал о Ремуленском мосте, построенном для того, чтобы избавить путешественников от труда перебираться по Гарскому мосту. И в самом деле, тот, кто проделывает пятьсот льё, чтобы увидеть Кампо Санто, колонну Траяна и Помпеи, благодаря этой технической выдумке сокращает свой путь на два льё и проходит мимо чуда, равного которому нет нигде, даже не догадываясь об этом.
Вместе с тем, эти два моста безусловно служат символами двух человеческих сообществ, давших им жизнь, и свидетельствуют о полной противоположности духа древности и духа современности. Один, исполненный веры в самого себя, покоившийся на мощном основании, полагавший, что ему предстоит тысячелетнее будущее, строил на века; другой — скептический, переменчивый, легковесный, осознает прогресс, который происходит изо дня в день, и потому возводит временные сооружения, предназначенные для текущего поколения; один мост носит имя Агриппы, другой — Сегена.
И в самом деле, считается, что именно зять Августа, curator perpetuus aquarum[42], воссоздал в Галлии гидравлические сооружения, которыми он оснастил Рим. Ниму, сопернику Арля, недоставало воды, а в семи льё отсюда, в Юзесе, находился обильный источник чистой и прозрачной воды. Агриппа приказал своему многотысячному войску подвести воду этого источника туда, куда он пожелал, и тогда руками его воинов был воздвигнут акведук, преодолевший холмы, прорезавший скалы, протянувшийся вдоль косогоров, выровнивший горы, пересекший болота, прошедший под селениями и, наконец, достигший Нима, куда он доставил воду-труженицу, поочередно то проносящуюся на высоте облаков, то проходящую сквозь земные глубины. Конечно, современная цивилизация привела к замечательным открытиям, послужившим развитию промышленности и торговли, но если бы Агриппе было известно об артезианских колодцах, то мы, возможно, не имели бы Гарского моста.
Постояв в изумлении перед этим архитектурным ансамблем, мы стали рассматривать отдельные его детали. Мост, как уже говорилось, состоит из трех рядов аркад; у подножия первого ряда несет свои воды Гар; по бокам второго проходят путешественники, а над третьим рядом течет вода из источника в Юзесе. Нижний ряд насчитывает шесть арок, в среднем их одиннадцать, а в верхнем — тридцать пять.
Я поднялся на последний ярус и вошел в акведук. Он достаточно высокий, так что человек может проходить по нему почти не сгибаясь. Кровля его выложена из цельных камней длиной в восемь футов и шириной в два с половиной, плотно пригнанных друг к другу без крепежных скоб и цемента.
С небесной высоты этого сооружения, господствующего над всей долиной реки Гар, я увидел Жадена и Юэ: они отбивались от кучки цыган, вышедших из грота, который служил им пристанищем с тех пор, как им вздумалось спуститься с Пиренеев. Подобное зрелище для меня было настолько новым, что я поспешил к цыганам, чтобы подать им милостыню. Они не понимали французского языка, но с помощью итальянского нам удалось объясниться. По Франции они путешествовали ради собственного удовольствия, имея лишь одну цель — найти здесь пропитание, надеясь лишь на людское милосердие и, вероятно, занимаясь лишь одним промыслом — воровством. К счастью, нас было четверо и у нас с Жаденом за спиной висели ружья. Должен признаться, что если бы я был здесь один и без оружия, то эта встреча показалась бы мне менее картинной и более опасной.
Вторжения варваров вывели из строя римский акведук; говорят даже, что вестготы, пересекая Лангедок по пути в Испанию, пытались его разрушить, но, уже занеся над ним руку, испытали головокружение при виде того, сколь оно грандиозно и сколь малы они сами, и, подобно разбойникам Ариосто, простерлись перед исполином.
В 1564 году Карл IX совершал путешествие по Югу Франции и посетил Гарский мост. Его принимал господин герцог де Крюссоль, устроивший в честь короля празднество на берегу реки. В ту минуту, когда король проходил мимо грота, у которого мы теперь встретили цыган, из него вышли двенадцать юных девушек в одеяниях нимф и стали подносить королю пирожные и засахаренные фрукты.
Мост оставался нетронутым, пребывая в том виде, в каком он вышел из рук своих создателей, до 1747 года, когда вплотную к нему пристроили дорогу для передвижения по ней путников и карет. Власти Нима так гордились своей превосходной идеей, из-за которой был испорчен шедевр, что отчеканили медаль с надписью: «Nunc utilius»[43]. Восемнадцатому веку было уготовано обезобразить сооружение, которое не осмелились сломать варвары пятого века.
Мы были в таком восторге от этого моста, что не покидали его до глубокой ночи, с великим удовольствием наблюдая, как на долину опускается тьма и как на его золоченых камнях меркнет свет. К сожалению, не было луны, иначе, наверное, мы бы остались около моста, чтобы полюбоваться им в лучах ночного светила, как нам удалось сделать это при солнечном свете. Наше восхищение было настолько из ряда вон выходящим, что мы ничего не смогли рассмотреть в пейзаже, открывающемся между Ре-муленом и Нимом. Если вы увидели Гарский мост, вам следует закрыть глаза и не открывать их до Арен или до Квадратного Дома.
РЕБУЛЬ
Однако в Ниме была некая достопримечательность, интересовавшая меня куда больше, чем его исторические сооружения: речь идет о местном поэте. У меня было к нему письмо от Тейлора с необычным адресом: «Господину Ребулю, поэту и пекарю». Я читал некоторые его стихи, и они мне очень понравились, но, тем не менее, я был несколько настроен против него, так как в моем сознании сложился образ человека, подобного метру Адаму и Лантара.