Поставил чайник. Заварил кофе. Не спешил. Не каждый день заглядываешь в лицо своим страхам. Открыл бабулины дневники:
Третья тетрадь, рабочая, страница четвертая:
Всему свое время и место! Это и маменька мне говорила, когда порядки наводить приучала. Дед также говорил, правда и вкладывал в это уже своё. Ночь – время темное, взрослое, серьезное… Никогда с собой дед меня ночью не брал! Даже уже когда выросла, про все обряды и ритуалы под луной расспрашивать стала. Дед отвечал, рассказывал, а с собой не брал… Обижалась я крепко первое время. Какой же из меня знахарь выйдет, если я на свои глаза ничего не увижу!
Обижалась, а потом поняла – у каждого знахаря с луной свои разговоры, и чужим там делать нечего…
Вторая тетрадь, дневниковые записи, страница пять:
Вот как знала, что наплачусь еще в эту зиму! Как в воду глядела! Хотя чего там было глядеть… Сама во всем виновата. Знала ведь, что нельзя от себя убежать. Можно хоть на край света уехать… Эх, как же все сложилось так нехорошо… Пишу и плачу.
Девка соседская подсобила мне прямо лучше некуда! Вот ведь знала я, что не надо связываться с идиотами! Что за люди у нас такие? Любят чтобы их обманывали… Не понравилось ей, что соседка-знахарка ей голову дурит. Понесла она свою горемычную голову к батюшке на исповедь, чтобы он уже ей голову задурил…
Так то я и сама виновата – сколько живу уже тут, а про церковь местную и батюшку не расспросила. Думала чего уж тут расспрашивать, если в церкви клуб с танцульками открыли! Они бы еще все на погост пошли! А не расспрашивала я зря… Батюшка местный оказывается не съехал никуда, живет не тужит в другом конце деревни. Кто ж его знает, почему не выслали его – может пожалели старого, может новой власти чем помогал. Да и не важно уже… Оказывается он тут, пока председатель в другую сторону смотрит, и женит, и крестит, и отпевает… Может быть мне бы и рассказали бабы местные как обычно бывает тихонько на ушко про батюшку, если бы я читать-писать людей по коммунистическим декретам не учила… Может и рассказали бы, только что бы это поменяло?..
Соседская дуреха этому старому все рассказала как на духу – и про привороты, и про соседку-ведьму, и про то, как та соседка-ведьма советовала ей приворот снять…
Батюшка этот видимо давно уже в деревне людям головы дурит – не первый десяток лет… К конкуренции в этом деле он не привык, тем обиднее что в конкурентки ему наметилась какая-то мелочь сопливая, пусть и сильно грамотная. И смех и грех! Старый валенок!
Соседская девка ему исповедовалась, а он у себя в хате нескольким бабкам проповедь прочитал на тему моей вредности. Так бабулек адскими муками настрощал, что в тот же день трое ко мне пришли… Кто за чем – одна мазь от спины просила, вторая мужа от зеленого змия отвадить… Третья просто пришла поговорить – хату мою осматривала, хозяйство нехитрое, про жизнь расспрашивала… Не зря люди говорят – то, что знают двое, знают уже все… Эх, чемоданы что ли собрать от греха подальше…
Третья тетрадь, рабочая, страница шестая:
Дед не любил карту Луна. Говорил она похужее всех будет. Карта обмана, обмана всех вокруг и самого себя. Говорил, что Луна – это когда тебя бьют, а ты веришь, что так и надо. Или когда за кем-то из твоих в хату пришли с маузерами, увозят куда-то, а ты стоишь под образами, крестишься и думаешь, что «жизнь то она такая»… Песни новые дед не любил, где про солнце и про то, что мы одинаковые под ним… Говорил, что под Луной все живём… Вздыхал, и добавлял, что так оно еще долго будет…
Оторвавшись от дневников, я глянул в окно на мутный лунный диск. Задумался… Интересно, вся эта лабуда с бабулькой именно в этой деревеньке случилась? Или она может всю жизнь на чемоданах сидела, а эти дневники просто возила с собой? Сколько раз она снималась с места и ехала? Как войну пережила? Где мужа своего встретила? Читать осталось не так уж много, и вряд ли всё это уместиться в паре тетрадных листов.