Лишь только задумалъ я покороче познакомиться съ утесомъ и осмотрѣть подземные переходы и галереи его, какъ получилъ приказаніе садиться на «Тагъ» и ѣхать немедленно въ Мальту. И такъ, пришлось проститься съ грознымъ утесомъ, который выхватили мы изъ рукъ природныхъ его владѣтелей сто сорокъ лѣтъ назадъ тому и съ полнымъ знаніемъ дѣла приспособили къ его настоящему назначенію. Захватить и присвоить — дѣло, безъ сомнѣнія, очень хорошее; оно принадлежитъ къ числу тѣхъ проявленій храбрости, о которыхъ можно читать въ рыцарскихъ романахъ, гдѣ говорится, напримѣръ, что сэръ Гюону Бордоскому присуждено было, для доказательства правъ его на рыцарское достоинство, ѣхать въ Вавилонъ и вырвать у султана бороду.
Надобно признаться, что такой поступокъ доблестнаго рыцаря былъ очень непріятенъ для бѣднаго султана. Если бы въ Лэндсъ-Энде, на горѣ св. Михаила, построили Испанцы неодолимую крѣпость, тогда, вѣроятно, непріятность подобнаго поступка мы поняли бы еще лучше. Но позволимъ себѣ надѣяться, что испанскій султанъ въ этотъ долгій періодъ лишенія успѣлъ привыкнуть къ потери. Но какъ бы то мы было, правда или несправедливость понудили насъ овладѣть Гибралтаромъ, все же не найдется ни одного Англичанина, который не гордился бы этимъ подвигомъ своихъ соотечественниковъ и тѣмъ мужествомъ, стойкостью и чувствомъ долга, съ которыми отразили они приступъ пятидесяти-тысячной арміи Крилльона и нападеніе испанскаго флота. Въ блестящемъ успѣхѣ нашей обороны заключается болѣе благородства, нежели въ самой атакѣ. Послѣ неудачнаго приступа, французскій генералъ посѣтилъ англійскаго коменданта, и былъ принятъ со всевозможною учтивостью. При выѣздѣ изъ крѣпости, англійскій гарнизонъ привѣтствовалъ его громкими криками, въ отвѣтъ на которые, вѣжливый Французъ сыпалъ комплиментами, выхваляя гуманность нашего народа. Если мы и теперь убиваемъ другъ друга на старинный ладъ, какъ жаль, что битвы наши не кончаются по прежнему!
Одинъ изъ пассажировъ, страдавшій морской болѣзнью все время, пока плыли мы вдоль береговъ Франціи и Испаніи, увѣрилъ насъ, что на Средиземномъ моръ не существуетъ этого зла. Въ-самомъ-дѣлъ, здѣсь не слышно о морской болѣзни; цвѣтъ воды такъ хорошъ, что, за исключеніемъ глазъ леди Смитъ, я не видалъ ничего синѣе Гибралтарскаго залива. Я былъ увѣренъ, что эта сладостно-безпорочная лазурь, также какъ и глазки, о которыхъ упомянулъ я, никогда не можетъ смотрѣть сердито. Въ этой увѣренности, миновали мы проливъ и поплыли вдоль африканскаго берега.
Но когда, на перекоръ обѣщанію нашего спутника, мы почувствовали себя хуже, нежели было намъ въ самой негоднѣйшей части Бискайскаго залива, или даже у бичуемыхъ бурями скалъ Финистере, мы объявили его величайшимъ лгуномъ и готовы были поссориться съ нимъ за то, что онъ ввелъ насъ въ такое заблужденіе. Небо было чудно свѣтло и безоблачно, воздухъ былъ напитанъ благоуханіемъ прибрежныхъ растеній, и самое море блестѣло такой кроткой лазурью, что, казалось, не было никакой причины страдать намъ морской болѣзнью, и что маленькія безчисленныя волны, прыгая вокругъ парохода, разыгрываютъ только на нашъ счетъ anerithmon gelasma. (Это одна изъ моихъ греческихъ цитатъ; довольствуясь ею, я поберегу остальныя три, пока дойдетъ до нихъ очередь.) Вотъ замѣтка въ моемъ журналъ: «Середа, 4 сентября. Ѣсть совсѣмъ не хочется. Расходъ на тазы огромный. Вѣтеръ противный. Que diable allais-je faire dans celle galère? Ни думать, ни писать невозможно.» Эти краткія фразы, даютъ, кажется, полное понятіе о жалкомъ состояніи души и тѣла. За два дня передъ этимъ, прошли мы подлѣ укрѣпленій, моловъ и желтыхъ зданій Алжира, величаво выступающихъ изъ моря и окаймленныхъ темно-красными линіями африканскаго берега. По горамъ дымились разложенные огни, мѣстами виднѣлись разбросанныя по одиначкѣ деревни. 5-го числа, къ нашей общей, невыразимой радости, достигли мы Валеты. Входъ въ гавань этого города представляетъ одну изъ самыхъ прекрасныхъ сценъ для одержимаго морской болѣзнью путешественника. Маленькая бухта загромозжена множествомъ кораблей, шумно нагружаемыхъ товарами, подъ флагами разныхъ націй; десятокъ черныхъ пароходовъ, со свистомъ и уханьемъ, снуетъ взадъ и впередъ по гавани; маленькія канонирскія лодки движутся во всѣхъ направленіяхъ, взмахивая длинными веслами, которыя, словно крылья, блестятъ надъ водою; вдали пестрѣютъ раскрашенные городскіе ялики, съ высокимъ носомъ и кормою, подъ бѣлымъ тенделетомъ, а подлъ парохода вертятся крошечныя суденышки съ голыми, чернокожими нищими, которые умоляютъ васъ позволить нырнуть имъ за полпенса. Вокругъ этой синей воды подымаются скалы, освѣщенныя солнцемъ и застроенныя всевозможными укрѣпленіями: направо С. Эльмо, съ маякомъ и пристанью; налѣво военный госпиталь, похожій на дворецъ, и между нихъ великолѣпнѣйшіе домы жителей города.