Но такъ какъ я прожилъ здѣсь не болѣе недѣли и ни слова не знаю по-турецки, то, можетъ быть, эти обстоятельства препятствовали сдѣлать мнѣ точныя наблюденія надъ духомъ народа. Я замѣтилъ только, что Турки добродушны, красивы и очень склонны къ лѣности; что Турчанки носятъ безобразныя желтыя туфли; что кабобы, которыми торгуютъ въ лавкѣ, подлѣ самыхъ рядовъ базара, очень горячи и вкусны, и что въ армянскихъ съѣстныхъ палаткахъ продаютъ превосходную рыбу и крѣпкое виноградное вино, не низкаго достоинства. Когда мы сидѣли и обѣдали, здѣсь на солнышкѣ, къ намъ подошелъ старый Турка, купилъ грошовую рыбу, усѣлся смиренно подъ дерево и началъ уплетать ее съ собственнымъ хлѣбомъ. Мы попотчивали его квартою винограднаго вина; старикъ выпилъ его съ большимъ удовольствіемъ и, обтирая рукавомъ сѣдую бороду, разсказалъ намъ много интереснаго о современномъ состояніи имперіи. Вотъ единственный мусульманинъ, съ которымъ вошелъ я въ довольно близкія сношенія въ Константинополѣ. Вы поймете причины, не позволяющія мнѣ пересказать того, что я отъ него слышалъ.
«Вы сознаетесь, что вамъ нечего писать, замѣтитъ кто-нибудь, такъ для чего же вы пишете?» Признаться я и самъ себѣ задаю тотъ же вопросъ, и однакоже, сэръ, въ этомъ короткомъ письмѣ есть еще вещи, достойныя вашего вниманія. Турчанка въ каретѣ — идея многозначительная; сравненіе сераля съ воксаломъ при дневномъ свѣтѣ вѣрно съ дѣйствительностью. Изъ этихъ двухъ данныхъ ваша великая душа и геніальный, философскій умъ могутъ извлечь тѣ результаты, которыхъ не напечаталъ я здѣсь по скромности. Еслибы не умѣли вы такъ мастерски подражать дѣтскимъ учебникамъ, пріискивая нравоученія ко всѣмъ прочитаннымъ вами баснямъ, тогда я сказалъ бы вамъ, что многое въ отоманской имперіи обрюзгло, сморщилось и ослабло, какъ тотъ старый евнухъ, который грѣлся на солнышке; что когда Турчанка ѣхала въ мечеть въ каретъ, я понялъ, что учитель ея не Турція, и что двурогая луна блистательной Порты должна померкнуть передъ свѣтомъ образованія, какъ меркнетъ полный мѣсяцъ при солнечномъ восходѣ.
VIII
Жиды пилигримы. — Жидъ покупатель. — Памятники рыцарства. — Банкротство магометанизма. — Драгоманъ. — прекрасный день. — Родосъ
Изъ Константинополя мы направили путь къ Яфѣ. Корабль наполнился христіанами, евреями и язычниками. Каюты заняли Поляки, Русскіе, Нѣмцы, Французы, Испанцы и Греки; на палубѣ толпились маленькія колоніи людей, несходныхъ между собою по вѣрѣ и происхожденію. Былъ тутъ греческій священникъ, почтенный, сѣдобородый старецъ; много лѣтъ питался онъ только хлѣбомъ и водою для того, чтобы скопить маленькую сумму денегъ на путешествіе въ Іерусалимъ. Были также и еврейскіе равины, справлявшіе на кораблѣ праздникъ кущъ; каждый день два и три раза совершали они богослуженіе, въ бѣломъ облаченіи и съ филактерами. Были и Турки, отправлявшіе свои религіозные обряды и осторожно уклонявшіеся отъ сообщенія съ Жидами.
Неопрятность этихъ чадъ неволи превосходитъ всякое описаніе. Зловоніе, распространяемое ими, одежда и лица, пропитанныя насквозь саломъ, ужасныя кушанья, приготовляемыя въ вонючихъ горшкахъ и пожираемыя съ помощью грязныхъ пальцевъ, цыновки, постели и ковры, неопрятные въ высшей степени, — могли бы представить богатый предметъ для рѣзкихъ описаній Свифта, нисколько несвойственныхъ моему кроткому и деликатному перу. Что сказали бы на Бэкеръ-Стритѣ при взглядѣ на эту картину, которою попотчивали насъ новые товарищи? Впрочемъ, наше вниманіе было преимущественно занято обычаями и одеждою новыхъ спутниковъ.
Польскіе Евреи ѣхали сложить кости свои въ долинѣ Іосафата, исполняя съ чрезвычайной строгостью религіозные обряды. Мы были увѣрены, что утромъ и вечеромъ увидимъ непремѣнно раввиновъ ихъ, въ бѣлыхъ балахонахъ, молящихся, склонясь надъ книгами. Вся эта партія Жидовъ умывалась одинъ разъ въ недѣлю, наканунѣ субботы. Мужчины носили длинныя рясы и мѣховыя шапки или шляпы съ широкими полями; во время богослуженія, привязывали они къ головъ маленькія желѣзныя коробочки, съ вырѣзаннымъ на нихъ священнымъ именемъ. Нѣкоторые изъ дѣтей были очень хороши, а между женщинами вашъ покорнѣйшій слуга открылъ очаровательный розовый бутонъ красоты. Послѣ умывки, отъ пятницы до понедѣльника, прекрасное личико этой Еврейки блестѣло удивительной свѣжестью, но потомъ снова загрязнилось, засалилось я совершенно утратило природную бѣлизну и легкій румянецъ. Отъ Конставтинополя до Яфы преслѣдовалъ васъ крѣпкій вѣтеръ; морскія волны обдавали пѣной и брызгами неумытыхъ Жидовъ; мѣшки и тюки съ багажемъ ихъ мокли на палубѣ. Однакоже, не смотря на всѣ невзгоды, Евреи не хотѣли нанять каютъ, хотя и были въ числѣ ихъ люди богатые. Одинъ отецъ семейства, видя, что его поколѣніе промокло до костей, оказалъ, что онъ желалъ бы заплатить за каюту; но погода разгулялась на другой день, и ему стало жаль разстаться съ деньгами. Долго отнѣкивался Жидъ, однакоже корабельныя власти принудили его взять каюту.