Я поднял на него удивлённый взгляд.
- Уж извини, твоё имя в Мэрии записано в списки покойников! – он развёл руками.
Я тяжело вздохнул.
- Пат, разговор будет сейчас не из приятных. Готов?
Я кивнул.
- Здесь твой дом. Но здесь тебе делать нечего. По крайней мере, ближайшие пару лет, если не больше. Бог свидетель, если ты наткнёшься на эту Мэлой, она тебя точно узнает, а проблем с этого точно не оберёшься. Я не хочу, чтобы ты после всего этого угодил за решетку. В Деттшире тебе делать тоже нечего, так как Деттшир – дыра, а всю жизнь овец по горам пасти или собирать винтовки на фабрике я тебе не позволю.
- Что же тогда? – смог выдавить я.
- Прекли.
- Что?..
- Прекли, Патрик, графство Прекли. А если точнее, Туманный Порт, - дед внимательно посмотрел на меня. – Я, извини, стащил твой паспорт, немного его подправил. Визу на въезд ты получил, твоя задача теперь – благополучно пересечь Ликри и добраться до Порта. А там, уверен, ты уцепишься. Денег на первое время дам. Не возвращай. Вещами тоже обеспечу. Ботинки у тебя теперь хорошие, но без дорожных до Порта не дойти. Пары дней на сборы тебе хватит… Погоди… ты даже не пытаешься спорить?
- Да, - я кивнул. – Стыдно признаться, но вчера не мог уснуть… почувствовал, что что-то не так… Теперь я понимаю, что. И я прекрасно понимаю, что ты прав, так и нужно поступить. Я уйду в Порт, поживу там пару лет. Уверен, смогу поднять пару сотен фунтов. А там… мы же будем друг другу писать! Дашь весточку – сразу же вернусь сюда!
- Ты точно повзрослел, Пат, - дед грустно улыбнулся. – Я уж думал, что всё закончится старой доброй перепалкой на повышенных тонах.
Я помотал головой:
- Обойдётесь, сэр.
- Давай-ка по пинте пропустим, - он встал и, похлопав меня по плечу, двинулся с кладбища. – Есть, что обсудить, Пат…
---
Если не вдаваться в излишние подробности, то последующие два дня описываются проще простого. Но, не надо недовольно надувать щёки, скучным перечислением дел я ограничиваться не буду!
Упомянутое ранее «обсуждение» в пабе за пинтой переросло в полноценную попойку, которая смело могла закончиться дракой, если бы я не вытащил деда на улицу за воротник. А ведь кто-то просто спел гренадерскую песню, из-за чего дед полез «учить пехоту манерам». Никогда этого не понимал, поэтому, чтобы никто не ушёл травмированным, я решил, что лучшей будет миротворческая позиция. И, да, если бы мы не догадались затребовать у бармена чернила и бумагу, то успешно забыли бы всё, о чём говорили в течение первых двух пинт.
Дед успешно воспользовался своими оставшимися с армии связями и всего в два дня справил мне документы на оружие, оформил визу и зачем-то составил рекомендательное письмо, которое, судя по содержанию, давало мне возможность устроиться на какую-нибудь фабрику, но не рабочим, а в контору. Уверен, лишней эта бумага не была, но и сам дед не до конца был уверен в том, понадобится ли она мне. План же дальнейших действий был предельно прост: выдвинуться парой дней позже на восток, потрясти визой на пограничном посту, достичь Порта и крутиться, как могу. На случай, если всё пойдёт плохо, дед вручил мне три уже запечатанных конверта с наклеенными марками и написанным адресом. Что в них было – знать не знаю, но я ещё тогда решил, что ни одним из них я не воспользуюсь.
Что я думал по поводу всего этого?
Да, ровным счётом, ничего. Я был готов к принятию именно такого решения ровно тогда, когда увидел своё надгробие. Для города я мёртв? Что ж, я не смел надоедать ему своим присутствием. Призраков у нас и так хватает, сэр. И я совершенно не шучу. Родители меня заочно похоронили? Да, это для меня ударом стало, но я его, сами видите, пережил. Мы даже договорились с дедом, что никому о моём «чудесном воскрешении» он сообщать не будет, то же слово мы взяли и с Сирши.
Я и не думал, что будет так легко начать всё с чистого листа…
Пожалуй, тяжелее всего те два дня прошли для Сирши. Нет, она не лила слёз, но её глаза постоянно были на мокром месте. Она не кричала, не отговаривала, но я чувствовал, что она очень хотела это сделать. Она лишь сказала, что не простит себе, если со мной снова случится беда. И в последний вечер мы долго сидели в моей комнате, заключив друг друга в объятия…
Утром, помню, был густой туман, приползший с моря. Я стоял на крыльце в новом костюме, с котелком на голове, с новой дорожной сумкой, набитой вещами, в крепких дорожных ботинках и уже с новым одеялом, свёрнутым в скатку. По этому поводу дед, понятно дело, немного ворчал, но я пропустил это мимо ушей. В кармане у меня лежал бумажник с двадцатью фунтами.