Этот священник имел доброе обыкновение уходить на четыредесятницу в Иерусалим и возвращался к церкви Святого Гроба Христова, который оттого места днях в восьми. Этот святой священник унес с собою эту икону Владычицы, и поставил ее в некоем месте, где должен был спать ночью и творить покаяние. Когда по своему благочестию захотел он припасть к стопам Владычицы Нашей, и, придя туда, где он ее поставил, он не нашел ее, и впал в величайшую горесть, полагая, что ее у него украли. Затем, по окончании поста, он вернулся в Сардану к своей церкви, где в своей келье на ее всегдашнем месте обрел эту икону, вернувшуюся сама по себе. Уходя на следующий год ко Гробу, он опять унес ее с собою и поставил ее в том же самом месте. Затем, обратясь к своим молитвам, опять не нашел ее там, о чем много сокрушался, а возвратясь к своей церкви, снова обрел ее, вернувшуюся как и в первый раз, и так уносил он ее три раза. На третий раз эта икона, где она была прежде деревом с писаным образом Владычицы Нашей, стала внутри плотию, и постоянно точит пот. Об этой влаге рассказывают много чудес; среди прочего, утверждают мореходы тех краев, что когда буря случится на море, то, если полить ее в море, оно тотчас уляжется, и что хороша она от некоторых язв. Эти святые женщины раздают ту влагу паломникам в крохотных скляночках, так и нам дали. Каковой святою влагой я осмелился помазать палец правой руки, и потер им по некой шишке, бывшей из выпершего мяса у меня на щеке под правым глазом, и наутро увидал я, что она исчезла, и излечился от нее. По возвращении же моем во Флоренцию, увидал я, что у одного из моих ребятишек, которого звали Франческо, прогнила икра на одной ноге от какой-то язвы, испуская зловоние. Почему я и помазал этой влагой, тем же образом, что и свою щеку, и сказал матери, чтобы не мазала больше его ни притираниями, ни другими лекарствами, и тотчас нога стала невредима и здорова, как другая. К этой церкви и женскому монастырю однажды, кроме того, собралось великое множество Сарацин, и со стенобитными снарядами пошли на эту церковь рушить ее, и как тронули стены, тотчас божиим чудом были повержены, и с той поры впредь не ходили туда Сарацины; и от страха оставили эту крепость Христианам пояса и этому святому монастырю, как я упоминал.
Когда мы вышли из Дамаска, мы встретили близ Сарданы многих Сарацин низкого звания, у которых был привязан поперек верблюда мертвый человек, а за ним на другом верблюде был другой, живой, привязанный подобным же образом; этот убил того, что был впереди, и его везли к смотрителям, стоящим от Султана в Дамаске. По нашем возвращении, кто из нас захотел пойти смотреть, как его будут казнить, мог пойти невозбранно. Казнь они творят на большой площади, обок султановой твердыни во внутреннем городе. Поместили его голым на верблюда едва не верхом, привязавши к неким бревнам, устроенным наподобие креста, подтянув его за руки так высоко, что едва не весь он был на весу. Потом пришел палач с большой обнаженной саблею, и уколол его слегка, и резко ударил его саблей поперек над пупком, так что перерубил напрочь; руки с верхней частью туловища оказались высоко подвешенными, бедра и остальная часть тела оказались на верблюде, только что внутренности вывалились наземь. Город Дамаск обнесен стеною, но рвов нет у него, кроме как в некоторых местах, и город это древний и большой, и весьма велики у него предместья, в которых народу более, нежели в самом городе; и во многих местах дома предместий прилепились к городским стенам, у предместий нет ни стен, ни рвов, ни частокола. Когда мы были там, ушел караван из Дамаска в Ламех[83] ради покаяния и товаров, которые везут они из Индийских краев.