Женщины одеваются в шелка по большей части, и хорошей выделки, а исподнее реймсской тканины или александрийского полотна из самых знатных; другие носят короткие, до колен., боккаччины[69], кроме того, что сверху носят как бы римскую накидку, и так закутаны и укупорены, что не видать ничего, кроме глаз; а самые знатные носят черную власяницу перед глазами[70], так что видеть их нельзя, а они других видят. На ногах у них пара белых сапожек, и носят они штаны со штанинами до пят, а по кромке штанин многие украшения, смотря по состоянию женщины, кто шелк, кто золото, кто серебро, кто камни и кто жемчуга, шитые по сказанным штанинам.
Мужчины ходят в длиннющих одеждах, и всегда без чулок и без порток; и носят ихние башмаки, навроде закрытых шлепанцев; а на голове меллину белой ткани, из боккаччина или виссона; одежды же у них белые, то ли шелковые, то ли боккаччиновые, то ли тончайшего полотна. Мужчины в Египте преподлые, и ходят безо всякого оружия, и ежели иной раз повздорят, так что нам казалось бы, вот-вот разнесут друг друга в клочки, а стоит одному крикнуть ста фурла[71], немедленно примирятся; ста фурла то же на нашем языке, что мир ради бога.
Двенадцать каирских адмиралов — сказать тебе двенадцать военачальников, и каждый должен распоряжаться своим войском и своею стражей и той частью города, что подлежит ему, и ни один не станет дела иметь ни с концом чужим, ни с человеком. Наемники у них Турки, Татары, Арабы, и есть Сарацины из Сирии, и немного отступников, как из Иудеев, так и из Христиан всех колен. В Каире есть слоны, коих вид почти таков, как рисуют; и был один на дворе у одного адмирала, который был привязан за три ноги тремя железными цепями к трем большим шарам; и знайте, что ноги его не имеют суставов в колене, напротив, они цельные, и толсты словно средний мужчина в пояснице. Нога у него круглая словно бабка, по окружности шесть пальцев. Хвост у него козий, уши словно крылья у летучей мыши, величиною с большой щит и свисают словно бы у ищейки. Два нижних зуба у него торчат вверх, огромные и толстые, по три локтя длиною каждый. Нос у него толстейший со стороны рта, а длиной до земли, кости внутри нет, а с нижней части словно два миножьих рта; им он и берет свой корм, и подворачивая его как бы колесом и засовывая себе в пасть, которая снизу почти как у осетра; и видели мы, как ноздрями опорожнил он лохань воды единым духом и метнул ее выше, чем на XV локтей, а ревел он столь громко, что казалось, гром гремит. И ничего нет в том удивительного, поскольку видом он был поболее трех упряжных быков. Его поводырь поставил ему на спину огромное седло, устроенное словно бы церковная кафедра, в которой поместилось бы много вооруженных людей. Подстилкой ему была гора навозу, к которой приваливался он боком, потому что ляг он, — из-за того что нет у него суставов в коленях, подняться бы уже не смог.
Видели мы на другом дворе трех жираф. Жирафа — животное тушею изрядное, как обычный верблюд, и смирное, как овца, шкура же у нее, как у оленя. Копыта у нее парные, как у быка, задние ноги длиною локтя в два; хвост, как у козы, спина короткая, передние ноги длиною локтя в четыре, так же и шея, голова, как у молочной телки, а рога под шкурою, как рога косули. Великий Каир-город изобилует всяким добром, особенно же сахаром, пряностями и всяческой снедью. В сказанном городе спят по ночам на улицах, поскольку домов у них нету, больше ста тысяч человек. Множество этих людей нанимаются во всякую службу, и цена у них почитай даремо за день, сказать тебе по нашим деньгам — четыре сольдо с половиною или около того. В этом Каире-городе народу более, нежели во всей Тоскане, и даже народу более, нежели во Флоренции.
В городе множество поваров, которые готовят по улицамг и ночью, как и днем, в больших медных луженых котлах, чудное и доброе мясо. И никто из граждан, сколь ни богат он, не готовит у себя дома, и так поступают все язычники, а посылают за снедью на эти базары — так они их называют. И часто располагаются есть на улице, расстеливши по земле шкуру, а еду кладут посреди в миске, сами рассевшись вокруг на земле скрестя ноги либо на корточках. Если же испачкают себе рот, то облизываются, умываясь языком, как собаки, потому что и суть они таковы. И одною женою они не довольствуются, а держат столько жен, сколько могут их прокормить, и не берут за ними приданого, а дают за женщину выкуп по своему состоянию; однако не выплачивают тотчас сполна, но уславливаются, сколько должны ей давать поденно в продолжение ее жизни, что бывает от одного даремо до трех, по состоянию; у бедных же и одной жены не бывает. И когда одна из жен опостылеет мужу,. он ее ведет на суд перед кади, сказать тебе по-нашему — перед епископом, и там дает ей обещанный выкуп, и каждый получает волю. Если же потом случится ему снова захотеть ее и она его будет хотеть, он ее опять выкупает; и так может быть до трех раз и не более: если потом он ее захочет, должен прежде положить ее со слепцом. И есть там такие, что нарочно ослепляют себя, чтобы нести эту службу. У султана сто жен, белых и черных, как было у Магомета; и ни одна жена, господская ли, зависимого ли человека, не живет вместе с другою, но у всякой свой собственный покой.
71