Молодой тоэх прищурился, задумываясь о том, что простому демону никогда не понять сущности суккуба:
— Мы оба умрем там.
— Вполне возможно, — та сморщила носик, понимающе кивнула.
— Так зачем?
— Я уже ответила. Идем, наш связной заждался. Пожалеем престарелого тоэха — представляешь, как тяжело ему понимать, что в амбаре на хранение оставлен скакун кого-то из придворной знати?
Они продолжили путь, на этот раз чуть медленнее. Рука демоницы вновь оплела его предплечье. Хвост, то и дело выныривающий из-под набедренной повязки, похлопывал юношу по бедру.
— Мне не стоит пояснять, сколь опасным будет путешествие?
— Не утруждай себя.
Она зевнула, совсем как кошка, сладко и заразительно. Казалось, суккуб ведет разговор не о сложнейшем походе в прошлое врага, но о чем-то значительно менее важном. Например, о моде на ручных животных, набирающей обороты при дворе Императора.
— Вовсе не факт, что я смогу остановить Тоэши-Набо…
— Со мной наши шансы удвоятся.
— Я оставляю здесь все, что было моим — друзей, родню, любимых… В том времени я еще не знаком с Танарой, Куратор Конта мирно управляет своим городом, мидзури не гонятся за моей головой, а суэджигари только начинает составлять свой план.
— В таком случае, — она лукаво подмигнула ему, и юноша опять не понял, что за игру ведет спутница, — я останусь для тебя кусочком настоящего.
Скотобойня приближалась, а сгорающий от нетерпения хозяин замахал им рукой. Даже отсюда, с холма, было видно, что тот сгорает от нетерпения избавиться от животного, томящегося в амбаре.
Внезапно голос суккуба переменился, словно на этот раз она решила поговорить искренне и предельно серьезно:
— Работая на Марвина, Киоши, не можешь позволить себе чем-то владеть. Ты вот говоришь, что уходишь, навсегда оставляя родной клан — у меня сейчас нет даже вдесятеро меньшего. Работая на Сконе, сам становишься собственностью. А меня, сказать по совести, это порядком утомило…
Она использовала иное слово, куда менее благочинное, но эта дерзость вдруг сделала ее еще привлекательнее.
— Но ведь ты агент ордена… Марвин не простит измены.
— Марвин не заметит моего исчезновения. А если заметит, ловить не бросится.
— Отговаривать бесполезно?
— Если уйдешь без меня, я навсегда потеряю надежду обрести что-то на самом деле личное.
— Теперь считаешь меня своей собственностью?
— А у тебя есть возражения?
Возражений не возникло, и Киоши замолчал.
Не произнося более ни слова, они продолжали спускаться вниз по извивающейся каменной дороге, чьи плиты были выложены задолго до рождения обоих. Мертвый ветер набирал силы под алым небосводом. Покрытые когтями ветви деревьев на правой обочине дороги тревожно скрипели. Далекие горы, возвышающиеся либо на самом краю этого острова, либо на поднимающемся ввысь безымянном соседе, приобрели нежно-розовый оттенок.
Волосы Овиллы горели плавленым золотом, а темная грива Киоши обтекала багровой кровью.
Когда до скотобойни осталось не более двух полетов арбалетной стрелы, а чернеющий чащобой лес готовился остаться за спиной, к ним обратилось одинокое дерево, росшее у самого края дороги:
— Киоши Мацусиро, я полагаю?
Тоэх не успел ответить, его опередила суккуб…
Вместо ответа Овилла молниеносно швырнула в гущу ветвей несколько визжащих Красных дисков. Густая темнота ветвей, наполненная обманчивыми силуэтами, лопнула, когда на дорогу со скрипом начали валиться массивные ветки, ровно срезанные у ствола.
В глубине кроны взвизгнуло, и что-то юркое метнулось в тень.
Но продолжить атаку демонице Киоши не дал. Ухватил за гладкое плечо и осторожно задвинул за спину, заслоняя собой и обнажая клыки.
— Кому есть дело?!
Ветви зашелестели, в них определенно скрывалось что-то небольшое и ловкое. Однако тоэхи не торопились отбрасывать приготовленные боевые заклинания — в их родном мире размер далеко не всегда имел принципиальное значение в схватке.
— Не нужно драки, не нужно, прошу!
С широкой нижней ветки в придорожную пыль сиганула длинная красная ящерица. С недоверием глядя на Киоши, она широко раздувала шейные перепонки. От этого слова ящерицы смешно растягивались, превращаясь в «дра-аки» и «про-ошу».