Веер замер, по-прежнему отделяя Мацусиро от хаотичной глыбы Камня.
И тогда Киоши выпил свою перчатку. Приказал ей отдать все без остатка, впитал ее силу, решимость и отвагу. Удар невероятной мощи, пришедшийся откуда-то изнутри, едва не повалил его с ног, и наблюдавший Веер с интересом склонил голову.
Юноша зашатался, стараясь сохранить равновесие. Сжался в мучительный ком, натужно захрипел.
А потом обрел новую форму.
Раны на его теле открылись, сплюнув на гладкий пол сгустками застарелой боли и страдания. Кости звонко затрещали, а судорожная боль скрутила все до единой мышцы.
Трансформация заняла не больше нескольких мгновений, но Мацусиро казалось, что он провел в недружелюбных объятьях пытки целую вечность. Позвонки его удлинились, вдоль всего хребта шкуру проткнули кинжальные шипы.
Лицо юноши вытянулось, теряя последнее сходство с человеческим, клыки опустились до подбородка, зрачки глаз растворились в алой пелене. Бугры обновленных мышц уже были готовы лопнуть, когда перчатка как-то жалобно, почти по-старчески заскрипела, навеки принимая форму его правой кисти.
Теперь возвышавшийся над Веером почти на целую голову, Киоши вскинул морду к потолку часовни и испустил полный злобы рев. Витражи лопнули брызгами, искрящимся дождем орошая камни площади.
Оставляя в плитках пола борозды от когтей, безумный джегал рванулся к противнику. Он ощущал себя в силах сокрушать целые города, и плевать хотел на то, сколь могучими считались безликие гвардейцы Трона.
Веер вновь зашептал крыльями, все быстрее и быстрее раскручивая матовые черные плоскости.
Могучая туша Киоши на огромной скорости ворвалась в пляску бритвенных полотен, неразличимую простым глазом. Казалось, Веер плетет вокруг себя веретено кокона, сквозь которое было не разглядеть даже его фигуры. Перед тем, как окунуться в гудящую завесу клинков, юноша на миг замер, словно прицеливаясь… и принялся бить, показывая стражу все, на что был способен.
Но Ткачи Императора не зря провели множество эпох, выводя породу Вееров.
Страж Камня неожиданно остановился, превратившись в неподвижную статую. Единственная капля искрящейся крови поползла с гладкого фиолетового плеча. За его спиной, падая с заданной ему ударом высоты, рухнул Киоши, захлебываясь и корчась.
Императорский убийца медленно повернулся к поверженному противнику, наблюдая, как Мацусиро пытается встать, но проскальзывает в реках собственной крови.
Туманная пленка застилала глаза, но юноша все равно прыгнул вперед, непослушной рукой занося перчатку. Веер поймал дерзкого тоэха на ковер скрещенных клинков, и дальше для Киоши наступила полная темнота…
Из мрака выступил сгорбленный силуэт наставника Хоэды, с печалью наблюдающего за беспомощно распластанным на полу учеником. Его губы шевелились.
— Боль — это иллюзия, — шептал наставник, теряя резкость очертаний. — Это чувство, которое мы внушаем себе, чтобы пожалеть и оправдать собственную беспомощность. На самом деле поражение в битве безболезненно. Безболезненна и боль утраты. И даже смерть.
Но разум Киоши не согласился со словами призрака. Он продолжал убивать юношу, заставляя того корчиться и терять пульсирующее сознание, расцвечивая происходящее тысячами запредельных оттенков боли, рвущих его душу и тело…
Эпизод XIV. Цена выбора. Часть вторая
Он очнулся, лишь когда беспощадный рывок вздернул его с холодного пола.
Рана, нанесенная верховой мантой четырехрукого джегала, мгновенно открылась, как и многочисленные порезы, оставленные руками Веера.
Теплая кровь побежала по спине и ногам, возвращая в реальность. Тут же накатила ломота, сковывающая правую руку. Следом пришло ощущение тяжести. К земле словно давил незримый груз, не давая ни разогнуться, ни распрямить плечи. Казалось, что порожденное перчаткой новое тело будто бы усохло, вернулось к жалкому прежнему состоянию, потеряв стать и жизненные соки.
Киоши попробовал открыть глаза. Левый не послушался, словно на его месте ничего не осталось, но правый с хрустом разлепился и взломал корку запекшейся крови. Одного взгляда стало достаточно, чтобы оценить бедственность положения, и юноша обреченно закрыл смежил сухие веки.
Все было кончено.
Овилла оказалась права.
Бродячий парящий монолит, предвестник беды, не обманул.
Скрипки Рашимото не зря пели скорбную песнь в душе бандита…
Железные колодки, цепко обнимая за шею и руки, тянули к полу. Их окружала искусственная мертвая зона, попав в которую любая Нить мгновенно отмирала. Правая кисть была отрезана до середины предплечья, и на ее месте зияла кровавая каша, венчающая безобразный обрубок. Культя все еще кровоточила, раздираемая острыми краями металлической колодки. Цепи, опутывающие ноги, не позволяли сделать и шага.