Снова наступила тишина, лишь угли лениво щелкали в камине.
— Я рад, что положился именно на вас, Виктор, — твердо сказал Киоши.
Сказал истинную правду, без капли лести или лжи.
— Спасибо, — Виктор потер лоб. — Еще вопрос, если позволишь?
Юноша кивнул с готовностью.
— Полагаю, ты много размышлял, спасаясь от преследования. Тебе лучше, чем мне, известны политические течения, наполняющие Империю. Как же ты сам полагаешь — кто стоит за описанными событиями? Подумай хорошо, ведь в твоем рассказе, как я понял, речь шла именно о войне двух миров, а не обычном конфликте кланов. В вашем мире действительно мог произойти заговор?
— Я уже давно не был на родине… Но точно знаю лишь одно, — молодой тоэх говорил от всего сердца, — это не Император! Если заговор направлен не внутрь Тоэха, а имеет цель вновь развязать войну между расами, Владыка не имеет к этому никакого отношения. Он в действительности чтит законы предков. Именно с началом его правления с мидзури честно поддерживается длительный мир. Но также я знаю, что на Тоэхе найдется гораздо больше противников Императора, обвиняющих его в мягкотелости и трусости, чем сторонников двора, твердо стоящего на позициях мира.
— Я не хотел усомниться в принципах твоего хосадаку, — Куратор примирительно раскрыл ладонь. — Просто хочу убедиться, что ранее, когда-либо, ты не встречался со своим Охотником. Не видел его в клановой цитадели. В свите отца. Или при дворе. Или еще где-то. Может, вспомнишь ниточки, раньше казавшиеся случайными?
— Нет, — Киоши снова откинулся на мягкую спинку кресла, — если бы я знал этого тоэха, сказал бы об этом сразу. Мы не встречались раньше. Скорее всего, это наемник, один из охотников за головами, причем Ткач Красной и Черной. Матерый, обладающий собственным почерком.
— Хорошо, спасибо, — Виктор встал, откладывая сигару. — Бессонная ночь мне гарантирована.
— Спасибо вам, — Киоши тоже поднялся, — что вообще помогаете.
— Пустяки, просто я уже давно…
Голос, донесшийся из соседнего зала, оборвал его на полуслове.
— Отец?
Киоши бросил на дверь затравленный взгляд, а Виктор впервые не совладал с эмоциями, чуть заметно закусив губу. Повернулся, пряча неловкость.
Резная красная дверь бесцеремонно распахнулась, и в каминную комнату быстрой походкой вошел молодой человек. Остановился на пороге, щурясь в полумрак.
Он был примерно одного возраста с Киоши, если мерить категориями людей. Высокий, под стать отцу, однако, в отличие от своего родича, от парня буквально веяло самоуверенностью.
Современный цветастый стиль мешковатой одежды, вкупе с развязными манерами, неслышно нашептывали, что подобные выходки не являлись редкостью при общении с ним. При этом резкие черты лица и волевой подбородок сразу выдавали в нем чистокровного Конту.
— Я искал тебя, отец, — он повернулся и, заметив сидящего незнакомца, добавил. — А, наш гость! Я уже слышал от слуг… Надеюсь, не помешал разговору? Отец, здесь же темно, отчего не зажжете лампы?
— Двери, сын, делаются деревянными, чтобы в них было удобно стучать.
Виктор сделал несколько шагов навстречу, но парень лишь легкомысленно взмахнул рукой. Стучать в двери? В собственном-то доме?
— Киоши, я хочу познакомить тебя со своим сыном.
Тоэх поднялся, отставил пустой бокал и подошел. Несколько секунд младший Конта и Киоши молча мерили друг друга взглядами. Затем молодой мидзури совершенно небрежно потер нос, другой рукой поправляя повязанную на поясе куртку.
— Это Киоши Мацусиро, мой гость, — сказал Виктор, и тоэх чуть поклонился. — Киоши, это Борис Конта, мой сын. Это, как и у меня, его настоящее имя.
— Мне приятно познакомиться с наследником столь славного мастера.
— Будем знакомы, — кивнул Борис, и они пожали друг другу руки.
— Отец, — когда Киоши отошел в сторону, наследник Куратора посмотрел на часы на экране смартфона, — искал тебя, чтобы предупредить, что мне нужно уехать. Назначена важная встреча, и, возможно, я не буду ночевать дома, хорошо? Буду утром, хотя могу потеряться и на пару дней — не переживай. Возьму «мерс», ладно?
Виктор кивнул, но по его лицу чувствовалось, что он скрывает напряжение.
Было так странно наблюдать за хладнокровным Куратором, теряющим самообладание в присутствии собственного ребенка… Но Киоши не торопился с выводами.
Борис наскоро попрощался с отцом, кивнул Киоши и вышел, скрипя по паркету толстыми рифлеными подошвами здоровенных ботинок. В дверях соседней залы он вдруг задержался и обернулся: