Выбрать главу

— На это у нас ветеринар есть, — пробурчал Бут.

Наступило неловкое молчание. Гриниха, обиженно поджав тонкие губы, еще налила себе чашку.

Вот что, Власовна! Сына хочу женить…

Гриниха окинула Бута быстрым взглядом, полным радостной надежды. Но, тут же овладев собой, равнодушно проговорила:

Что ж, Павел Васильевич, дело хорошее. Уж не сваха ли тебе нужна?

Бут сердито засопел:

Сам посватаю…

Гриниха отхлебнула из чашки и с легкой насмешкой в

голосе спросила:

— А зачем же я тебе тогда, Павел Васильевич, понадобилась?

Старик с досадой поставил на стол блюдце.

Хватать приехал, вот затем и понадобилась. — И Уже совсем насупясь, проговорил: — Сына на твоей дочке лепить хочу… Чего замолкла? Али зять не по сердцу?

— Да я, Павел Васильевич, ничего, вроде показалось мне, что ты на меня серчаешь…

— Ну, а коли ничего, так и говорить не о чем, — грубо перебил ее Бут. — Собирай дочь к венцу. Да зайдешь ко мне: денег тебе на приданое дам… Все от людей сорома меньше будет.

Бут поднялся и, перекрестясь, пошел к калитке. Гриниха, растерянно улыбаясь, шла сзади.

Несколько дней прошло со времени отъезда Андрея на фронт, а Марине казалось, что прошло уже много месяцев. Сколько ни уверяла она себя, что ей нет никакого дела до Андрея — с каждым днем все сильнее и сильнее давила ее гнетущая тоска.

Работа валилась из ее рук, а по вечерам, когда девчата запевали звучащие безысходной тоской старинные песни, ей хотелось плакать. Весть о приезде с фронта Николая Бута не произвела на нее никакого впечатления. Да и сам Николай, при виде которого так замирало раньше ее сердце, теперь не казался ей желанным.

Возвращаясь из Старо — Деревянковской станицы, от тетки, Марина всю дорогу думала об Андрее. Подходя к воротам, она вспомнила последнее свидание с ним в хате и грустно улыбнулась.

— Какая же я дура была! — прошептала она.

Гриниха, завидев дочку, поспешно пошла к ней навстречу

— Ты, Мариночка, небось, уморилась. Пойди умойся да садись чай пить, а я самовар подогрею.

Усадив дочь за стол, она поставила перед ней миску с подогретыми варениками и уселась напротив.

— Павел Васильевич Бут к нам приезжал…

— Это зачем?

— Сына женить надумал…

Ничего не подозревая, Марина подумала, что мать пригласили в свахи.

— Свататься приезжал, Мариночка. Говорит, приходи — денег на приданое дам, — наклонясь через стол к дочери восторженно зашептала Гриниха… — И такое счастье, такое счастье нам выпало! Это нам за бедность нашу господь посылает. Легко сказать — с самими Бутами породнимся!

Не замечая, как побледнела дочь, Гриниха продолжала:

— Дом–то какой! Да тебе и век не снилось в таком доме жить… То–то мне последнее время сны такие снятся — все будто я по навозу хожу да руками его собираю, а он между пальцами так и уходит, так и уходит…

— А если я не пойду за него замуж? — прошептала, низко наклонив голову, Марина.

— Как — не пойдешь?! — Гриниха непонимающе уставилась на дочь.

Марина поднялась из–за стола. Ее губы дрожали, но голос прозвучал спокойно:

— Да так и не пойду!

— И слушать не хочу! Пойдешь за Николая — и все.

— Выходите за него сами.

Этого Гриниха не ожидала. Спокойный тон дочери прорвал ее гнев:

— Это ты мать не слушать?

Марина, наклонив голову, молчала.

Зеленовато–серые глаза Гринихи загорелись гневом.

Быстро выскочив из–за стола, она метнулась в сарай и через минуту вихрем вылетела оттуда с толстой палкой в руке.

Марина, исподлобья наблюдая за матерью, подпустила ее вплотную. Взоры их встретились.

— Вот только ударьте — зараз же уйду на хутор и больше вы меня не увидите!

Угроза подействовала. Как Гриниха ни была взбешена, но она повяла, что если дочь уйдет на какой–нибудь хутор работать, то свадьба расстроится.

Воспользовавшись замешательством матери, Марина убежала на улицу и вернулась домой только к ночи.

Гриниха еще не ложилась спать. На всякий случай не запирая дверей, Марина прошла в другую комнату.

Посмотрев вслед дочери, Гриниха проговорила:

Айка опять больна, а на молоко денег нету… Ох, господи! А тут еще ноги мне судорогой сводит, ходить не могу…

Но, видя, что Марина молча принялась стлать себе постель, крикнула:

У, дармоедка проклятая! Бисова душа! На шее матери век думаешь в девках сидеть?

Анка проснулась от крика и громко заплакала.

Марина подошла к углу, где на куче тряпья лежала больная сестренка, наклонилась над ней и стала гладить ее