— Это корабль, да? Наш корабль?
— Сами спросите, — предложил отец.
Старики на веранде зашевелились, привлеченные всеобщей суматохой. Впрочем, их нельзя было назвать стариками в полном смысле этого слова. Визуально старшее поколение Никоновых выглядело на двадцать пять или тридцать. Практически ровесники своим отпрыскам. Столетние ровесники.
— Как тебя зовут? — спросила Саша.
Я извлек из анналов памяти свой серийный номер и сообщил его девочке.
— Сложно, — пробурчал Крис.
— Так назови его человеческим именем, — предложил Антон Никонов.
Крис внимательно посмотрел на меня.
— Ты серьезно, пап?
— Вполне.
Мальчик на секунду задумался.
И выдал:
— Отныне ты будешь зваться Хаосом.
— Вот еще, — фыркнула девочка. — Мне это имя не нравится.
— А что ты предлагаешь?
— Пусть будет Стремительным. Или Пушистиком. Или…
Отец поднялся с шезлонга и пересек лужайку. Встал рядом с детьми. Медея тоже решила присоединиться к разговору. У женщины было красивое загорелое тело. По меркам людей — идеальные пропорции. И медные вьющиеся волосы, которыми Антон восхищался на протяжении всего их брака.
— Это корабль, — назидательно произнес отец. — Его нельзя называть Пушистиком. Он разумен, и это друг нашей семьи. Так проявите чуточку уважения.
— Борей, — предложил Крис. — Это бог ветра.
— Неплохо, — похвалил отец.
— Боря, — улыбнулся трехлетка.
Все засмеялись.
И я стал Бореем.
Мне понравилось это имя — оно было звучным, имело богатую историю и намекало на божественное происхождение. А ведь меня собрали не то, чтобы боги… но те, кого сейчас называют ушедшими Демиургами. Люди, покорившие космос, распространившие свое влияние на десятки тысяч световых лет, построившие Двери и перекроившие облик родной планеты.
Я никогда не воспринимал себя машиной. Мой разум обладал изрядной долей автономии, но внутренние блокировки мешали покинуть Никоновых и обрести самостоятельность. Я принадлежал этому клану, хотя и не осознавал своей зависимости. Я не страдал, ведь я любил их. И продолжаю любить.
Утром мы отправились в первый вояж по Солнечной системе. Посетили терраформированный Марс и парочку спутников Юпитера. Навыки пилотирования моим друзьям не требовались — я взял на себя эту почетную обязанность. В ту пору человечество уже перешагнуло световой барьер и научилось строить звездолеты, пробивающие червоточины в складках пространства-времени. Я был одним из этих звездолетов. Поэтому на семейном совете Никоновы решили испытать мои возможности и прыгнуть к Сириусу. Что ж, сказал я, почему бы и нет. Проложить курс было легко, до Сириуса рукой подать. И мы отправились к белому карлику в созвездии Большого Пса, чтобы провести там еще пару недель.
В ту пору люди никуда не спешили. Кто-то имел базовый доход и не нуждался в постоянной работе. Кто-то обладал состоянием, умножавшимся на протяжении нескольких веков. Такие семьи могли позволить себе даже личный орбитальный пузырь. Дверей тогда не было, и мы просто перемещались от звезды к звезде, прогрызая вечную тьму генераторами Сушкова. Метрики кротовых нор разворачивались перед моим взором умопомрачительными конструктами. Визуализация высшего порядка, недоступная людям. Мои пассажиры вообще не воспринимали сам путь в подпространстве — они выныривали в пункте назначения и радовались жизни.
Дети продолжали развиваться в моей обучающей среде. Никаких школ, свободное посещение. Родители контролировали знания и следили за потраченными на предметы часами. Иногда обсуждали пройденный материал. Впрочем, подобные беседы были излишними — младшее поколение Никоновых отлично справлялось с промежуточными тестами.
Золотые годы.
Сейчас, когда я вспоминаю тот период своей жизни, внутри моих квантовых схем поднимается ностальгическая волна. Ничего не могу с собой поделать.
Моим любимчиком был трехлетний Богдан. Спокойный мальчишка, склонный к созерцанию и осмыслению всего происходящего вокруг. Богдан мог часами рассматривать звезды в обзорных экранах пассажирской палубы или слушать музыку, думая о чем-то своем. Все вопросы задавались по делу. Не помню, чтобы я слышал хоть одну истерику или каприз на ровном месте.
Спустя четверть века Богдан одолжил меня у семьи и отправился в далекий поиск — за пределы освоенного людьми пространства. Никто не возражал. Никоновы с головой погрузились в проекты, затрагивающие область генетических модификаций и продления жизни. Разумеется, никто из Демиургов в ту пору не обладал бессмертием. Человечество достигло впечатляющих успехов в сфере геронтологии. Старость отодвинулась на двести-триста лет, но ведь разумные существа всегда думают о своей конечности. Антон Никонов понимал: если он не решит проблему за полтора столетия, его родители умрут. Медея и подросший Крис примкнули к исследованиям отца.