Сен-Ти-Йи не лжёт — он уже знал это, заглядывая в её глубокие и чёрные, будто два колодца, глаза. Одни честные смотрят так прямо, честные и равнодушные.
«Перепутать нити в станке». «Подземной ткачихой» ти'аргские крестьяне зовут иногда Дарекру — и даже вырезают маленькие ткацкие станки, чтобы приставить к статуэткам старой богини… Забавно.
— То есть жизнь за жизнь?
Она кивнула.
— Таков закон. Очень древний закон — древнее этого мира… Тебе ли не знать о нём.
Альен слегка откинул голову, чтобы поглубже вдохнуть густой аромат корицы. Его посетила странная причуда — пропитаться запахом до конца, искупаться в нём, очиститься… Как-никак он на грани прощания со всем тёплым, уютным, глупым и повседневным. Сидит и беседует с воплощением холодного бессмертия, с чистым и совершенным разумом, для которого тело, или память, или привязанности ничего не стоят. Суета, которой не следует себя терзать.
Он зажмурился, чтобы не видеть Сен-Ти-Йи. Залепить бы ещё уши воском, чтобы не слышать своих же бесстыжих слов.
— А если я попрошу дополнительной платы? Не только собственной жизни и доступа к тауриллиан?
— Мастера Фаэнто, например? — без всяких заминок спросила Сен-Ти-Йи. От одного звучания этого имени у Альена что-то тягуче свело в животе… Слишком он отвык. Сам от себя не ждал такой реакции.
Он облизал губы — пересохшие, растрескавшиеся от долгой жажды. Вряд ли в Пустыне Смерти будет страшнее, чем наедине с этой женщиной.
— Да. Верните его оттуда, — невозможно было выдержать читающий насквозь взгляд Сен-Ти-Йи, и Альен отвернулся. Сплошное малодушие — хуже Ван-Дир-Го…
«Верните его мне».
— Это ещё сложнее. Но я знала, что ты попросишь… Всё-таки ты человек, Альен Тоури, — она по-старчески сокрушённо вздохнула. — Не самый человечный из всех, но и куда больше многих.
Что ж, разве она не права? Разве его мрачные опыты с жизнью хоть раз спасли от элементарного, идиотского человеческого желания? Желания, известного всем — вплоть до последних скотов вроде Люв-Эйха и его приятелей… Вплоть до малолетнего Ривэна, которые не блистает ни честью, ни смелостью, ни умом.
«Ты ничем не лучше других!» — верещал когда-то Нитлот, чуть не брызгая ядовитой слюной — и даже не подозревал, насколько в точку попал… Стоило пройти через всё это, чтобы в итоге с ним согласиться.
— Я дам клятву, что мы сделаем это, если ты захочешь, — продолжала Сен-Ти-Йи. — Как только ты окажешься в нашем убежище, как только согласишься помочь нам…
— Клятву по всем правилам? — быстро уточнил Альен, подразумевая ритуал возрастом во много тысячелетий. Каждая мелочь важна в нём, и одна подготовка занимает несколько дней. Он спрашивает, как маг мага: если Сен-Ти-Йи согласится, это не будет пустым враньём.
И она согласилась.
Какое-то время они сидели в тишине — спешить было некуда. Шаги за ширмой то стихали, то вновь принимались шаркать. Альен устало задумался, уж не собираются ли его опять привести к золотой маске короля? На этот раз он просто не вынесет весь этот церемониал…
А впрочем — хватит прятаться, даже перед собой.
Он пылал, как занявшаяся огнём сухая осина — родовое дерево Тоури. Одна мысль о живом, дышащем Фиенни, не бредовом видении и не сне, напрочь лишала равновесия.
— Я должен подумать, — сказал потом Альен, обращаясь уже не к облику старухи, взятому напрокат, а к подлинной сущности Сен-Ти-Йи — сияющей и бессмертной. — Дай мне хотя бы несколько часов.
— Конечно, — легко позволила она. — Но не советую зря пытаться сбежать или рассказывать всё агху и Ривэну… Да-да, вор уже здесь. Так ты не сделаешь лучше, Альен: лекарю можно и промолчать перед обречённым.
Промолчать — может быть. Промолчать, но не лгать.
— А вот это я решу сам.
Он встал и пошатываясь, как пьяный, направился к ширме. Есть ещё пара часов до рассвета, чтобы поговорить с Бадвагуром. Если будет нужно, переубедить его. Есть ещё…
— Агху уже всё известно, — сообщила Сен-Ти-Йи ему вдогонку, и Альен замер, как от удара в спину. — Ты защитил от меня свой разум, но не защитил его.
В подвале было не более темно, чем днём. Бадвагур сидел на прежнем месте, возле мешков с пряностями, и тщетно, но без всякого раздражения старался набить трубку с помощью одной, здоровой, руки.
— Большой палец плохо гнётся, — застенчиво сообщил он, когда Альен вошёл. — Не получается…
— Давай помогу, — деревянным голосом предложил Альен. Он зажёг волшебный огонёк (зеркало утомлённо дрогнуло — от избытка магии оно чуть-чуть захмелело), присел рядом и отвязал кисет от пояса агха. Достал понюшку табака из теплиц Старых гор, набил и зажёг трубку щелчком пальцев. Бадвагур прикусил черенок и блаженно закатил глаза. Альен заметил, что заплывший глаз почти раскрылся: действовала исцеляющая магия, ласковое облако которой окружало резчика.