Раздвинув шторы, Дорвиг шагнул на балкон — ещё одна особенность Академии, где эти самые балконы понатыканы даже в дома людей победнее. Двура Хелт смотрела на город, заснеженный и залитый рассветными лучами. Как всегда, куталась в свои меха, перекинула через плечо золотую косу. Совсем ведь девчонка, если разобраться… Девчонка, подобно всем бездетным женщинам. Как всегда, при встрече с ней Дорвиг чувствовал смесь отцовской нежности и недоверия.
Перед Двуром Двуров положено вставать на колени, но Дорвиг лишь поклонился, насколько позволяла ломота в спине. Перед ним всё-таки женщина — пусть и королева.
Хелт подняла на него глаза и ясно улыбнулась.
— Вот мы и встретились, Дорвиг.
— Да, моя госпожа.
— Я приехала этой ночью.
— Я знаю, — не спрашивая разрешения, Дорвиг встал с ней рядом — кряжистый дуб бок о бок с берёзкой… Не надо забывать, что у этой берёзки в ручках теперь полмира — и что она явно не собирается на этом останавливаться.
У берёзки-ведьмы… Дорвиг вздохнул. Вспоминая о проклятом порошке и той морской твари, он каждый раз ощущал позорную дурноту. Вот что Хордаго бы никогда не одобрил. Нечестная была битва, и нечестная это война. Вот она, Академия, лежит перед ним, сверкая белым и серым камнем да серебряными шпилями десятка библиотек — покорная, точно девушка после свадьбы, наполовину опустошённая… И сам он стоит на балконе во дворце короля Тоальва, а на сердце неспокойно. Что-то идёт не так, и не отмолить им у богов своих ошибок. Но останавливаться поздно.
— Отчего ты печален, мой верный Дорвиг? — певуче спросила Хелт. И положила узкую ладошку ему на прикрытое соболем плечо. — Говорят, ты дрался как вепрь. Я и не знаю, как благодарить тебя за твою отвагу.
Дорвиг хмыкнул в усы. Лесть давно не действовала на него — даже лесть правителя или красивой женщины.
— Не лучше и не хуже, чем всегда, двура. Не привык я драться верхом, но всё получилось, хвала богам.
И снова у Дорвига вырвался вздох: об одном из отрывков той битвы (славной битвы, надо признать) он почему-то не мог думать спокойно. Тот парень, рыцарь у второй стены — давно он не видел, чтобы кто-то так храбро дрался. Не хорошо или умело (этого как раз недоставало), а именно храбро — до молодецкого безрассудства, нисколько не боясь смерти. Жаль, что он ти'аргец: безымянный бог войны был бы доволен им.
Эйвир Тоури — кажется, так он назвался, тот мальчишка. Другого Тоури, такого же синеглазого и молодого, заколол один из десятников Дорвига в этом самом дворце. Мелдона, кажется — на него указали как на приближённого короля, а с ними разговоры были короткими. Этот трус захлёбывался слезами и умолял его пощадить… Уже после того, как старый калека Тоальв принял яд от придворного лекаря. Да, кажется, уже после. Вот ведь червяк — и не поверишь, что брат того Эйвира…
Ох уж эти южане. Даже умирать не умеют, как следует.
— Тогда разгони свою тоску и празднуй со всеми, — сказала Хелт. — Передышка будет недолгой.
— Это хорошо, двура, — отозвался Дорвиг. — Я не устаю от войны.
— Только от мира, я знаю, — Хелтингра опять улыбнулась. До чего же всё-таки холодные у неё глаза — будто две льдинки. Бедный двур Форгвин, светлая ему память: нелегко, должно быть, с такой женой… — Всё сделано согласно моим приказам?
«Моим приказам»… Ох, Хордаго — до чего, старина, тебя не хватает. Или хотя бы молодого Конгвара.
— Да, моя госпожа. Всё как в Хаэдране. Суды, лечебницы, торговля и так далее оставлены им, — Дорвиг скривился: по его мнению, это было совсем не разумно, — а нам передано всё, что связано с землёй, войском и кораблями… И налоги, само собой. Но я в этом ничего не понимаю, двура. Говори со своими советниками.
— Конечно, — кивнула Хелт. — Я лишь хочу, чтобы город восстановили, как должно… Чтобы профессоров Академии оставили в неприкосновенности. И чтобы прекратились ненужные убийства, — голос её звучал теперь ровно, но скользил холодом, словно лезвие по коже. — Ты сможешь это устроить?
Дорвиг долго не отвечал. «Ненужные убийства» — хорошо говорить об этом бабе, которая не держала в руках меча. Она всерьёз надеется взять город без «ненужных убийств»? Да разве ребята простят ему, если он не позволит им поразвлечься?…
Мысленно Дорвиг сплюнул. Что ж, прибыла законная повелительница — значит, с весельем придётся покончить. Тем более добрая половина войска готова трижды умереть за эту голубоглазую вдовушку. Наивные дурни. Сам Дорвиг знал, что если и умрёт, то только за Альсунг и себя самого.