— А ведь это, пожалуй, так, — еще раз осмотрев своего спутника, согласно улыбнулся тракторист и, должно быть, для того чтобы придать своим словам побольше веса, добавил, насупив брови. — Закон!
— Только так, а не иначе, — решительно сказал Гречихин.
Когда до Помры оставалось километра полтора, на пересечении двух развороченных дорог сани внезапно накренились, и чуть не половина воза свалилась на обочину. Парень сердито сплюнул, а когда Гречихин взялся было за вилы, чтобы собрать солому, даже разворчался:
— Коли тебе охота вожжаться с возом, пожалуйста, наваливай, а с меня хватит. Ах, дуры-девки, испортили мне праздник. Ну ладно, я им, свистулькам, тоже удружу: позовут играть на танцах — ни за что не выйду.
Тракторист лукавил. Потому он и не стал «вожжаться с возом», что ему не терпелось поставить трактор под навес и пойти с гармонью по деревне. Он уже заранее принарядился и выпустил из-под козырька пушистой светло-серой кепки кучерявый чуб. Осталось только надеть полупальто с кожаной прошивкой по бортам и хлястику и фетровые в поскрипывающей коже бурки.
Дергая большие, скрытые под растрепавшейся соломой сани и при этом натруженно урча, трактор пополз вдоль поля. Случалось, он неожиданно проваливался и долго впустую крутил потерявшими опору гусеницами. Наконец, въехали в деревню, до того осевшую в снега, что огни светились как будто где-то в ямах. Из снежных ям залаяли собаки, послышались человеческие голоса, раздались удалые песни, и было ясно, что никто тут не ощущает неудобств. Близ какого-то по самую крышу вросшего в сугробы дома трактор начал разворачиваться, и Гречихин слез.
— Ну спасибо. До свидания.
Было уже совсем темно, внезапно пошел снег, и трактористу стало жаль своего беспокойного приятеля.
— Да ты переночевал бы, друг, — сказал он. — Тут хоть и недалеко, но в степи-то всякое случается.
— Ничего, я заколдованный. Понимаешь, надо поторапливаться: без иголочки — не быть и елочке.
— Шутки в сторону, — хмуро отозвался парень. — Степь у нас коварная. Мне вот уж как бы надо соломку подвезти, да и то, пожалуй, подожду — не выгонка!
— Выгонка не выгонка, а надо, значит, надо. Счастливо оставаться!
Вскоре Гречихин скрылся за деревней, и тракторист забыл о нем. Забыл он и о своей угрозе не выходить к девчатам. Но поднялась метель, нельзя было ни танцевать, ни петь частушки — гармошка не понадобилась. А трактористу так хотелось поиграть, что он весь вечер посматривал на небо и проклинал капризную погоду. Но вьюга, как на зло, мела всю ночь. Наутро она немного поутихла, к полудню пригрело солнышко и уже было с крыш закапало, а вечером снова понесло. Праздник брал свое, и тракторист, гулявший с гармонью по деревне, так разыгрался, что уже не обращал внимания на вьюгу, хоть и жалел свою голосистую двухрядку.
— Постойте, за деревней в поле кто-то крикнул.
— Да так это, послышалось. В степь сейчас и пса не выгонишь.
— Тише, девки! — Невольно вспомнив своего вчерашнего знакомого, гармонист прервал игру и громко крикнул навстречу вьюге:
— Э-эй!
— Э-эй! — послышалось в ответ. — Что это за деревня? Помра?
Сквозь мутноватый полумрак метели медленно шел к деревне человек.
— Помра, Помра, — ответил тракторист. — А ты, товарищ, чей, откуда?
— Да почти что здешний, иду из РТС в Путятино, — ответил пробившийся сквозь снежную завесу путник. — Иль загордился, кучерявый, своих не узнаешь?
— А, здравствуй, тезка, — обрадовался парень и похлопал Гречихина по сидору. — Ну как, сделал что надо?
— А ты как думал? — ответил тот. — Сказано — сделано.
— Вон как у тебя, — одобрительно усмехнулся парень.
— Только так, а не иначе, — сказал Гречихин.
— Закон, — опять одобрил тракторист. — Молодец, тезка. А я, признаться, думал, вернешься ты ни с чем, а то еще и заблудишься в степи. В такую погодку заблудиться — пара пустяков. Я вот на машине, да и то остерегаюсь.
— Значит, время терпит, а меня вот так подперло с этой доильной «елочкой», — сказал Гречихин, шаркнув варежкой по горлу, и решительно двинулся по разъезженным сугробам улицы в другой конец деревни. Тракторист и все девчата, которым незнакомец показался очень симпатичным, пошли за ним. Гармонь играла, но вместе со своим хозяином как будто оступалась и спотыкалась на ухабах. Гречихин слушал, слушал и не выдержал:
— Разреши-ка, — улыбнулся он, потянув гармошку за ремень и передавая трактористу сидор. Когда рванул он тугие от воздуха меха, девчатам показалось, что из-под металлических угольников выпорхнуло множество маленьких, но очень нарядных бабочек. Гречихин играл какой-то новый танец, и нетерпеливые девчата прямо на дороге стали танцевать. Разохотясь, они потребовали летку-енку.