29. В «Географическом описании Палестины, или Земли обетованной, а также Каменистой Аравии» 1784 года. Собрание редких книг Королевской библиотеки. (Geografisk beskrxjnmg ofwer Paliistina eller Forlowade Landet samt Steniga Arabien. Kungliga Bib-liotekets rar. saml.) Антон Фр. Бюшинг делает попытки отделить мифы от наблюдений путешественников — задача достойная, но весьма сложная, ибо свидетельства очевидцев уже безнадежно заражены старыми преданиями: «Расположено сие озеро там, где в древности находилась прекраснейшая и плодородная долина Сиддим, в которой лежали пять городов — Содом, Гоморра, Адама, Севоим и Бела, или Сигор, — и которую (подобно земле Египетской в кн. Бытия 13,10) изрезывали бесчисленные каналы и ямы. Дно долины было богато асфальтом (иудиной или земляной смолой), о смоляных ямах говорится в кн. Бытия 14,10. Господь зажег Своими молниями эти ямы и другие горючие вещества, находившиеся в сей долине. Города провалились, и вместо прекрасной ложбины, где, по уверениям Курте, находился Рай, что полагал и доктор Аютер, возникло ныне существующее озеро. И по сей день идет спор, не сохранились ли в озере остатки ушедших в землю городов. Утверждение о том, что остатки домов еще находятся в озере, может быть подкреплено не вызывающими сомнений свидетельствами, но остатки ли это Содома,
как некоторые утверждают и верят, вопрос другой…
Остров этот имеет в виду и Троило, когда рассказывает, что на расстоянии брошенного камня от берега видна в воде часть стены, приблизительно 15 саженей в длину, черная и совершенно обгорелая. Поскольку стена эта лежит не очень глубоко под водой, решился он добраться до нее на лошади и отломить на память несколько обугленных и почернелых камней, от которых шел смрад и дым, так же пахли и камни необгоревшие.
Эгмонд ван ден Нюэнбург, побывавший у этого озера на другой день после Пасхи, увидел в нем не только нагромождение камней, но также обнаженное водой место, которое почитали развалинами города, а на берегу нашел выброшенные озером большие деревья, из коих иные казались очень старыми».
30. Ibid.
31. Критики, за исключением друга художника, Джона Рёскина, отнеслись к «Козлу отпущения?.> Уильяма Холмена Ханта равнодушно, а один из них даже заявил, что картина, при всем ее дотошном реализме, волнует и интересует его не более, чем жаркое из прошлогодней козлятины. Страдающий и тощий козел отпущения Ханта никогда не сможет стать достаточно внятным образом козла, который в соответствии с иудейским ритуалом становился носителем грехов народа и изгонялся в пустыню, а стало быть, он не сможет стать телесной метафорой духовного, как когда-то определил символ Фома Аквинский. Между тем художник трудился самоотверженно и бескомпромиссно. Он добрался до своей цели, Мертвого моря, через Каир. Последний длительный отрезок пути от Яффы он проделал верхом на лошади. Картину он начал писать в октябре 1854 года и весь ноябрь, декабрь, январь, февраль, март и апрель работал от зари дотемна… Места эти изобилуют разбойниками, а слуги художника постоянно грозили ему его бросить. Но 10 мая он мог наконец записать: «The Scapegoat is finished» («„Козел отпущения” закончен»), Хант тщательно выбрал место для написания картины — особенно пустынную равнину, покрытую соляными напластованиями и расположенную у южной оконечности Мертвого моря: традиционно полагали, что именно здесь когда-то находился Содом. Художник записывает в дневнике: «Если не считать нескольких акаций, которые росли вдоль высохшего русла реки, по которому мы шли, вокруг не было никаких следов растительности… и, насколько хватал глаз, никаких следов человека. С каждой минутой горы становились все более могучими и величественными. Издали казалось, там переливаются сверкающие драгоценные камни, но вблизи обнаружилось, что это всего лишь соль, негашеная известь и сухие, сломан-
щщк
| У. X. Хант. «Козел отпущения», 1855. |
ные деревья. Сюда течением Иордана принесло скелеты домашних животных, пытавшихся перебраться через реку, и теперь они лежали, покрытые солью и потому не тронутые хищными зверями и птицами». Ср. G. Н. Fleming. «That ne’er shall meet again. Hunt, Millais and Rossetti», 1971 (Дж. Г. Флеминг. «Которые никогда больше не встретятся. Хант, Миллее и Россетти» ), и W. Н. Hunt. «Рге-Raphaelitism and the Pre-Raphaelite Brotherhood», 1905 (У. X. Хант. «Прерафаэлиты и Братство прерафаэлитов»).
32. Под старым переплетом на задней его стороне обнаружился краткий книжный каталог, прочесть который полностью удалось, только когда в 1937 году книгу стали переплетать заново. Судя по всему, этот список содержит перечень книг, которые Холмен Хант взял с собой в дорогу или приобрел перед самой поездкой. В него входила, в частности, переведенная в 1853 году на английский язык книга французского дворянина Луи-Фелисье-на де Соси, археолога, филолога и путешественника, «Narrative of a journey round the Dead Sea in The Bible Lands in 1850 and 1851» («Рассказ о путешествии вокруг Мертвого моря в Библейских землях в 1850 и 1851 годах»). Де Соси питал всепоглощающий интерес к Палестине, ее истории, языку, географии. «Его рабочий кабинет был маленьким Иерусалимом: предметы старины, медальоны, карты, гравюры, гипсовые слепки и фотографии — все напоминало о том, что он очарован Святой землей», — рассказывает биограф де Соси, Фрёнер. Высохшая местность вокруг Мертвого моря, как ни странно, была в ту пору еще совсем не исследована. Де Соси утверждал, что как раз у южной оконечности Мертвого моря он обнаружил остатки древнего Содома. Между тем поездка к этому морю была трудной и, по общему мнению, опасной; многие исследователи погибли там или подверглись нападению местных бедуинов и были ими умерщвлены. Вероятно, чтение книги де Соси, его описаний драматических световых эффектов этой местности укрепило глубоко религиозного Ханта в его решении писать своего «Козла отпущения» именно здесь. См. L.-F. Caignart de
Saulcy. «Carnets de voyage en orient 1845–1869», ed. Fernande Bassan, 1955 (Л.-Ф. Кэ-ньяр де Соси. «Записки о путешествии на Восток 1845–1869», изд. Фернанды Бас-сан).
33. «Несмотря ни на что, лагерь дает максимальное чувство свободы». Замечание писателя-диссидента Андрея Синявского из отдаленного лагеря в Барашеве. Уже живя в Париже, Синявский отказывался работать за письменным столом и писал свои книги, сидя на краю кровати, — привычка, сохранившаяся от тяжких лагерных времен.
34. Во многих письмах.
35. «Восток идентифицируется с отсутствием воспоминаний. Ибо как можно иначе объяснить, что Нерваль, не обмолвившись ни словом, вводит в такое свое оригинальное и личное произведение, как «Путешествие», целые куски текста Лэйна, выдавая их за свои собственные описания Востока?» — пишет Эдвард У. Саид в «Ориентализме». Рассказчик в «Путешествии на Восток» Жерара де Нерваля ищет потерянный рай от Каира до Бейрута и Константинополя. Он путешествует кругами, потому что Святая земля не фокусируется в какой-нибудь одной убегающей точке, а растворяется в смутном отсутствии. Он избегает Иерусалима и Назарета. Он полагает, что в этих географических местах не найдет истины, — к тому же спутник сообщает ему, что ангелы уже перенесли жилише Девы Марии в Лорето в Италии и потому не стоит делать крюк, чтобы посетить Назарет. Современный Восток, с которым встречается писатель, опустошен и лежит в осколках. Путешествие Нер-валя грозит умертвить его Восток.
Зато, как мы уже видели, Нерваль населяет этот разочаровавший его современный ландшафт мифологиями и мечтами, почерпнутыми им из прочитанного, и это прочитанное порой на длительное время берет верх над реальным путешествием. Целые главы в «Путешествии на Восток» представляют собой компиляцию из работ и путевых заметок других писателей, таких как Lane. «Modem Egyptians» (Лейн. «Современнные египтяне»); Creuzer. «Sym-bolik» (Крейиер. «Символика» ); Herbelot. «Bibliotheque orientate» (Эрбело. «Восточная библиотека»); De Sacy. «Expose de la religion des Druzes» (Де Cacu. «Изложение религии друзов»); Terrasson. «Sethos» (Террасой. «Сет») и многих других. Таким образом, книга Нерваля о его собственном путешествии становится заклинанием против путевых разочарований, против страха, что, когда он прибудет туда, куда стремится, центр превратится в прах; Нерваль писал в письме к Теофилю Готье: «Я терял царство за царством, провинцию за провинцией, и вскоре не останется ни одного места, которое могло бы стать прибежищем для моих фантазий; но в особенности я сожалею о том, что теперь, горестно запечатлев Египет в своей памяти, я вывел эту страну из мира своей фантазии». В качестве графического изображения и символа маршрута Нерваля можно выбрать раздробленный лабиринт времен римской эпохи. Дельфины, находящиеся за пределами укрепленной стены, указывают на то, что лабиринт расположен в приморском городе. Теперь этот лабиринт находится в археологическом музее в Сиракузах. Центр лабиринта пуст, он представляет собой белый квадрат (ср. слова Арагона о Париже — «лабиринт без Минотавра»), Кроме того, с течением времени части лабиринта были разрушены и вся давняя взаимосвязанная структура разорена. Теперь проходы и переходы уже не подчинены безусловно центру, а образуют своего рода свободную, но лишенную внутренних связей территорию, кулисы фантастических рассказов. Ср. Жан Рише, а. а., а также Edward W. Said. «Orientalism», 1978 (Эдвард У. Саид. «Ориентализм»).