День и ночь гулко стучат на берегу топоры, слышатся человеческие голоса, чуждо гаснущие в тихости бухты. Видно, как на берегу растет новый дом.
Среди керосиновых бочек греются на солнышке обросшие длинной шерстью собаки. Коровы бродят понуро. Им нелегко досталось морское путешествие, а зеленеющий между камнями тощий полярный мох вряд ли пришелся по вкусу.
В маленькой лодочке-пашке мы съехали на берег, чтобы хорошенько осмотреть зимовку. Жилой дом стоит почти на самом берегу бухты. По виду это обыкновенный деревянный дом с бревенчатыми стенами и светлыми окнами, из которых открывается чудесный вид на скалу Рубини. Внутри несколько комнат, разделенных дощатыми перегородками, кухня, столовая, кладовая. Каждому полагается особая комната. Дом был достаточно теплым. «Немного мерзли, — рассказывали зимовщики, — пока не завалило снегом, потом стало тепло, как в бане, градусов до двадцати нагоняли, можно было не покрываясь спать..»
Сменившиеся зимовщики поспешили перебраться на корабль, и опустевший дом имел вид квартиры, из которой только что выехали жильцы, а новые не вселились. В опустелых комнатах остались следы жизни зимовщиков. На дощатых стенах висели винтовки. На столе лежал альбом с фотографиями, изображавшими скудные события зимней жизни. Над одной из кроватей были написаны шутливые стихи. Висели картинки, изображающие крымские виды с луной и кипарисами. К таким южным видам у многих зимовщиков наблюдалась наивная склонность.
Я надеялся найти на берегу следы экспедиции лейтенанта Седова, зимовавшей около места нынешней станции. Я спустился с крыльца и пошел вдоль берега бухты. Вокруг отчетливо видны дела человеческих рук. Стекавший с пригорка ручей был отведен в сторону, по железному лотку бежала прозрачная ключевая вода и фонтаном падала почти у самого крыльца дома. Собаки, ласкаясь и виляя хвостами, окружили меня. Я поднялся по большим круглым камням, сплошь покрывавшим потрескавшуюся, мертвую землю, на взгорок. Здесь высился деревянный крест, обозначавший астрономический пункт экспедиции Седова. Другой, низенький крестик стоял над могилою Зандера, механика «Фоки», скончавшегося от цинги в зимовку 1913-1914 года. Это все, что осталось от седовской экспедиции, зимовавшей в бухте Тихой. Крест и могильный холмик, сложенный из камней руками участников седовской полярной экспедиции, хорошо сохранились. На обоих крестах были вырезаны надписи, обозначавшие даты и имена. Жиденькие полярные маки желтели подле каменного холмика одинокой Зандеровой могилы.
С высокой площадки открывался прекрасный вид на бухту, наполнявшуюся редкими льдами. Внизу, у строившегося домика радиостанции, мурашами копошились люди.
На белой земле
Мыс Флоры
Уходившая до самого горизонта свободная от льдов вода окружала мыс Флоры, прикрытый навалившимся за ночь туманом. Сквозь туман смутно виднелись очертания высокой темной скалы и покрытый камнями плоский берег.
Прежде в этих местах водилось много моржей, и, по рассказам прежних путешественников, посетивших мыс Флоры, моржи не раз грозили отплывавшим от корабля шлюпкам с людьми. На сей раз, подходя к берегу, мы не заметили ни одного моржа. Лишь птицы во всех направлениях пролетали над водой и стаями колыхались на волнах, подпуская так близко, что до них можно было дотянуться с шлюпки веслом.
Мы пристали к ледяному припаю и, оттащив шлюпки подальше, выбрались на покрытый камнями, заросший полярными маками берег. Пустынное и печальное зрелище представлял собой мыс Флоры. На небольшом клочке открытой земли, окруженной туманившимся холодным морем, под высоко возносившейся базальтовой скалой, населенной птичьим базаром, грудами и в одиночку лежали большие, покрытые лишайником камни. Широкий и пустынный вид открывался на море с одинокими, стоявшими на мели льдинами, усеянными кричащими и дерущимися чайками. Полуразрушенный домик (тот самый, в котором некогда Альбанов готовился провести зиму), сооруженный из бамбуковых палок и оленьего моха, истерзанный любопытствующими медведями, одиноко торчал посреди разбросанного на земле никуда не годного хлама. Домик, видимо, часто посещали песцы, оставившие в нем много дурно пахнущего помета. Сбитый из досок высокий крест был прикреплен над развалившейся дверью. На перекладине креста, так же как в бухте Тихой, рукою художника Пинегина, посетившего мыс Флоры весной 1914 года, было вырезано: