Сидя на корточках, Журавлев тотчас принялся за съемку шкуры. Собаки в ожидании подачки, следя за каждым движением человека, звездою уселись вокруг лежавшего на палубе тюленя. Журавлев с удивительной ловкостью действовал острым охотничьим ножом, и под его руками с теплой туши сползала мокрая, окровавленная шкура.
Охота на зазевавшегося тюленя отняла не много времени. Ранним утром мы снова остановились, уперщись в непроходимый лед, наполнявший с западной стороны пролив Аллен-Юнга. Похожие на фантастические башни и стены, освещенные косыми лучами солнца, высокие торосы уходили в глубокую даль. Место было подходящее для медвежьих прогулок, и скоро дежурившие на мостике бодрствовавшие люди заметили подвигавшегося по дальним торосам первого зверя.
Медведь на сей раз шел особенно неторопливо. Наверно, он позавтракал жирным тюленем и шел, чтобы промяться. Мы видели, как он, лениво раскачиваясь, взбирается на торосы и любуется снежной сверкающей панорамой. Стоявший во льдах корабль только на время привлек внимание прогуливавшегося медведя. Задрав высоко голову, стоя на вершине тороса, он долго обнюхивал воздух. Медведю, видно, не хотелось сворачивать с привычной дороги, и, окончательно раздумав, он неспешно спустился и повернул вправо. «Я сегодня сыт, и мне незачем рисковать и приближаться к этой черной подозрительной штуке!» — объяснял его равнодушный и сытый вид. Показав переваливавшийся, обросший желтой бахромой зад, перебравшись через груду торосов, медведь выбрался на ровную, залитую солнцем площадку и, завалившись на спину, на глазах охотников стал кататься по голубоватому снегу. Казалось, он принимает солнечные и снежные ванны. Охотникам хорошо было видно, как шагах в восьмистах от ледокола переваливается с боку на бок его тяжелая туша, а над нею чернеют подошвы задранных кверху лап.
— Точно блинов нажрался, — смеясь и любуясь медведем, дразнившим наших охотников, сказал проходивший по палубе матрос.
Напрасные надежды охотников скоро вознаградились появлением второго зверя, двигавшегося необыкновенно быстро. Он шел за первым и, казалось, спешил догнать своего ленивого друга. Заметив корабль, зачуяв доносившийся из камбуза соблазнительный запах, медведь изменил курс и напрямик направился к борту. Он шел не останавливаясь, с высоко поднятым носом, как собака по дичи. Решительное поведение голодного зверя, соблазненного запахом кухни, не оставляло сомнений, что он подойдет вплотную.
Собаки, дежурившие у железной камбузной двери, заметили двигавшегося по льду медведя и, сбившись у поручней, подняли отчаянный лай. Лай этот еще больше растравил аппетит проголодавшегося мишки. Он подошел к краю лужи и, остановившись в пяти шагах от борта, стал обнюхивать воду и осматриваться, точно соображая, откуда удобнее взобраться на палубу корабля. Сверху отлично были видны каждое его движение, каждая прядь его густой сливочно-желтой шерсти. Покачиваясь на коротких лапах, маленькими черными глазками он внимательно разглядывал толпившихся на борту людей и свирепо лаявших, ошалевших от ярости собак. Зверь был так близко, что до него можно было достать концом спущенной с борта веревки.
После того как медведь был застрелен, я спустился на лед, чтобы подстрелить пару слоновокостных чаек. Эти птицы обладают невероятной способностью на громадном расстоянии учуивать добычу. Постигнуть невозможно остроты зрения полярных птиц, на расстоянии нескольких миль способных видеть выброшенный за борт кусок тюленьего сала или медвежьего мяса. Они появляются везде, где промышляют медведи, и кормятся остатками медвежьих трапез. По обилию белых чаек безошибочно можно было определить присутствие медведей. Несколько птиц с жалобными криками (крики этих чаек иногда до бешенства доводили путешественников) носилось над снегом. Две чайки сидели на острых окончаниях покрытых снегом торосов, белизной своего оперения совершенно сливаясь со сверкающей белизной снега.
Мне удалось подкрасться, и двумя выстрелами я свалил обеих. Тотчас оставшиеся в живых птицы стали виться над местом охоты.
Выполняя просьбу Григория Петровича, собиравшего зоологический материал, я убил еще пару кружившихся надо мною белых чаек, упавших в прозрачную лужу, и, собрав добычу, вернулся на ледокол.
Прощание
Только второго августа, обойдя значительную часть архипелага Земли Франца-Иосифа, сделав необходимые наблюдения, «Седов» вернулся в бухту Тихую. Струганным деревом весело белели на берегу среди камней свежие стены. Валялись на земле пахнувшие смолой сосновые щепки.