Покинувшая автобус пестрая толпа экскурсантов, уже морально готовых к единению с природой, перестала быть толпой и рассеялась по парковому пространству. Питеру казалось, что силы Анны удесятерились, он с трудом мог угнаться за подругой, бодро шествующей впереди. На самом деле Анна просто воспринимала эту прогулку как наслаждение. Под ее ногами была мягкая зеленая трава, вокруг — много деревьев и мало людей. Что еще нужно для счастья? Древней, простой и прекрасной была жизнь в этой зелени: она пронизывала тонкие травяные стебельки, весело бежала вверх и вниз по «венам» деревьев и радостно и безыскусно открывалась солнцу в плотных пластинках листьев. Восторг от шелестящего вокруг движения пьянил Анну и дарил ощущение свободы.
Бродя по парку, Питер и Анна наткнулись на место, весьма здесь неожиданное — кладбище животных. Анна глазам своим не поверила. Питер изловил газонокосильщика и засыпал его вопросами об этом месте. Англичанин с ожидаемой гордостью за свою историю поведал, что некий король — Питер никогда о таком и не слушал — выделил участок земли, чтобы его нежно любимая супруга могла хоронить там своих нежно любимых питомцев. Сейчас кладбище насчитывает около трехсот могилок… Этот рассказ так растрогал Анну, что она чуть не расплакалась. Питер был вынужден увести ее в более веселое место.
Таинственный рисунок парковых дорожек привел их к уголку оратора, этому маленькому царству свободы слова, где каждый мог выступить с речью и высказать любые идеи. Даже абсурдные. Сейчас — вероятно, за отсутствием лучшего — трибуной завладел пожилой мужчина, похожий на худого и драчливого воробья. Голос его был сиплым и срывался от возмущения.
— …Катится мир!.. Человек попрал законы Бога…
Питер и Анна остановились послушать: а вдруг этот человечек возьмет и подскажет путь к спасению?
— …Бог создал мужчину, чтобы он заботился о женщине и детях…
Да уж, этот закон точно попрали! — фыркнула про себя Анна. О них самих теперь нужно заботиться!
— …чтобы стоял во главе своей семьи и общества! А что же сейчас происходит?! Слабая половина человечества возомнила, что силы-то в ней больше. Женщины надели брюки! Какой кошмар: женщина — в мужской одежде!
Ага, зависть, наверное, заедает: уж на женщине брюки смотрятся куда лучше, чем на тебе, подумала Анна и неприязненно прищурилась.
— …И вот женщины в брюках добиваются равных с мужчинами прав, думают, что могут управлять — своей семьей, компанией, общественными, организациями!
Ох, он что, очнулся после полуторавековой спячки? Ведь в его же стране премьер-министром была Железная леди Маргарет Тэтчер!
— …А ведь мозг женщины устроен не так, чтобы решать абстрактные задачи, у женщин мышление си-ту-а-тив-но-е! Веками им не нужно было решать проблем сложнее, чем уборка жилища и приготовление пищи, а теперь мы живем в мире, где хотят править амбициозные особы с аномальным мышлением!
Может быть, это было и не все, что хотел сообщить выступающий, но этого уже никто не узнает. На «сцену», то есть чуть вперед из толпы в пять скучающих человек, вышел второй оратор — кипящая праведным гневом рыжеволосая девушка со сверкающими зелеными глазами.
Несчастный плюгавый человечек столкнулся в ее лице с феминизмом всего мира.
— Так вы полагаете, сударь, что женщина менее способна к активной общественной деятельности, нежели мужчина? — Вопрос, разумеется, был риторическим. — Знаете ли вы, что идете против фактов? В компаниях, где во главе стоит женщина, дела идут ничуть не хуже, а часто и лучше, чем в «патриархальных». Знаете почему? Я вам скажу. Потому что женщина, ощущающая большую ответственность, отказывается зачастую от всего остального и полностью отдает себя делу. А мужчина, чем бы он ни занимался, гораздо менее способен пожертвовать своими прихотями, привычками, страстями и личными интересами! И из-за этих вот ваших пристрастий часто страдает дело! Ваша мужская натура такова, что вы просто не можете в большинстве случаев отдаваться чему-то полностью, со всей энергией… — Анна задохнулась. В ней говорило не только возмущение клеветой на весь женский род, но и горечь от «половинчатости» мужчин и от их пристрастий, рушащих не только дела, но и жизни спутниц.
— Браво, леди, вы великолепны! — В уголке оратора собралась уже настоящая маленькая толпа, и откуда-то из этой толпы раздались аплодисменты.
Разгоряченная спором Анна была неотразима. Изумрудные глаза сверкали, щеки разрумянились. Увидев, кто ей рукоплещет, она почувствовала, что сердце радостно пропустило удар и, точно опомнившись, сильно забилось. Господи, это же он, а я тут… краснею! Анна ощущала, что заливается краской — до самых ушей и вниз по шее, медленно и неумолимо. Перед ней стоял и весело и открыто улыбался… Дэниел Глэдисон.