На столе императора пискнул селектор. Референт доложил, что аудиенции ожидает внешнеблюститель. Император поморщился: опять эти длинные скучные разговоры о том, на каких гражданских и церковных церемониях, происходящих вне Алмазного Города, он должен присутствовать, что сказать, куда и как посмотреть. Но и не принять старого зануду нельзя, директор службы охраны стабильности каждый день твердит, что почтение черни к императорской персоне падает, что недовольство высказывают даже люди из среднего сословия. Находятся и такие, кто сомневается в богоблагословенности императорского права вершить судьбу Бенолии и всех её жителей. В последнее утверждение Максимилиан не верил категорически, но и ссориться с главой охраной службы не хотел. Ведь в первую очередь он отвечает за неприкосновенность императорской жизни. И если быть совсем честным, то никому, кроме директора, императорскую жизнь беречь и не хочется. Кругом одни предатели и воры…
Так что внешнеблюстетеля придётся принять. Директор говорит, что участие императора в общественной жизни поднимает рейтинг власти, хотя и не уточняет насколько высоко. Но ведь поднимает! Ради этого можно перетерпеть и внешнеблюстителя.
— Пусть войдёт, — бросил император. Глянул на секретаря и добавил: — Хотя, нет… Пусть подождёт.
Мальчик ещё мог быть приятен. Есть одна разновидность секса, которую Максимилиан находил очень увлекательной, с наслаждением смотрел посвящённые ей фильмы и фотографии, но реализовать решался крайне редко. Даже по меркам Алмазного Города, где императору позволялось творить всё, что только заблагорассудится его богоблагословенному величеству, эдакий секс вызывал всеобщее возмущение и осуждение. Но если секретари и секретарши добровольно на него соглашаются и дают клятву молчать о том, что проделывал император в тайной спальне при кабинете, можно было и поразвлечься. Главное, не слишком увлекаться — выйти из кабинета живые куклы должны только собственным ходом, тогда никто ни о чём не догадается.
Лишь бы мальчишка не заартачился.
Под взглядом императора секретарь поспешно склонился в чельном поклоне. Руки дрожали. О замыслах повелителя догадаться было нетрудно, и то, что предстояло вытерпеть, пугало почти до обморока. Но такие игры позволят еще несколько дней продержаться при государе, не упасть в презренное ничтожество. Потому надо терпеть. Разве можно говорить «нет» хозяину, перечить высшей воле? Тем более, если хозяин — сам император, владыка всех и вся в Бенолии.
Максимилиан довольно улыбнулся. Да, он настоящий владыка, могучий и грозный, если все эти живые игрушки так счастливы ему покориться, с такой охотой готовы исполнить любое его желание. Ему безоговорочно повинуются все — и этот никчёмный смазливчик, и внешнеблюститель, и тупая корова, именуемая императрицей. Только вот директор вечно пытается спорить. А, к чёрту его, сейчас не до директора.
— Встань, — велел секретарю Максимилиан. — Разденься. Иди сюда. Открой вон ту панель в стене.
Убранство тайной спальни заставило мальчишку вскрикнуть от испуга и попятиться. Секретарь замер на мгновение, затем поклонился своему владыке и вошёл в комнату…
…Панимера, маленького толстенького науриса пятидесяти двух лет, трясло от страха и ярости. Если на лице ещё удавалось хранить предписанное придворным этикетом бесстрастие, то с хвостом совладать не получалось, он то вздымался и торчал над головой агрессивно и зло, то падал и бессильно свивался в трусливую спираль.
Максимилиан, которого «свинякой трон-нутым» называли уже не только простолюдины, но даже и высокородные, опять, наплевав на важнейшие дела, предавался разврату. К несчастью, властительные должности редко занимают пригодные для них люди. Но тут уже ничего не изменишь, только и остаётся, что смириться. Это судьба, и спорить с ней бессмысленно.
Но собственные жизнь и судьба — иное дело. За них можно поспорить даже с самим императором.
Максимилиан не любит внешнеблюстителей, кем бы они ни были. Занять такую должность означает автоматически впасть в немилость у государя. Однако внешнеблюститель — настоящее придворное звание, пусть только девятого ранга, но ведь придворное! И до сегодняшнего дня Максимилиан об этом не забывал: принимал Панимера точно в назначенный час, а если желания заниматься делами у повелителя не было, то императорский референт предупреждал веншнеблюстителя заранее. В приёмной Панимер не ожидал ещё ни разу. Такое пренебрежение означало только одно — отставку. Государю Панимер надоел, теперь это ясно всем и каждому. Достаточно любой мелочи, самой ничтожной клеветы или крохотной ошибки, чтобы Панимера отстранили. Какой бы рискованной ни была должность внешнеблюстителя, претендентов на неё всегда найдётся превеликое множество.
Вскоре Панимеру придётся покинуть Алмазный Город, опять смешаться с толпой обычной столичной аристократии, стать безликой частицей серой толпы, исчезнуть…
От ужаса и боли деревенели пальцы, а в висках колотился только один вопрос — почему судьба так жестока, за что карает императорской немилостью?
Из кабинета вышел секретарь. Мертвенно бледный, с пустым взглядом, юноша прошёл через приёмную к двери в комнату обслуги так, словно ступал босыми ногами по битому стеклу. За дверью развёрнута ширма с изысканным рисунком из цветов и птиц, чтобы взоры посетителей не оскорбляли подробности бытия низших. Секретарь скрылся за ширмой, и дверь тут же беззвучно затворилась.
Селектор на столе у референта что-то неразборчиво квакнул.
— Можете войти к государю, досточтимый Панимер, — сказал референт. Но не успел внешнеблюститель подняться, как в приёмную влетел Дронгер Адвиаг, директор службы охраны стабильности — среднерослый поджарый беркан тридцати девяти лет с очень светлой шерстью и необычными для его расы голубыми глазами — и прямиком ломанулся в императорский кабинет. У двери его перехватил теньм — личный телохранитель государя.
— У меня очень важные новости, от которых зависит жизнь императора, — спокойно сказал директор.
Теньм поразмыслил несколько мгновений и пропустил в кабинет. О Панимере никто даже и не вспомнил. Но и не выгнали, несмотря даже на то, что директор просидит у государя часа два, а после его визита уставший от серьёзных разговоров Максимилиан какими бы то ни было делами заниматься не будет.
Внешнеблюститель задумался. Срочно требовалось нечто такое, что всецело завладеет вниманием государя хотя бы на пять минут. Тогда Панимер получит аудиенцию. А там уже несложно будет убедить Максимилиана в том, что самый безвредный и наименее докучливый изо всех возможных внешнеблюстителей — Панимер.
К несчастью, в Иалумете крайне мало вещей, которые способны завладеть вниманием императора хотя бы на три минуты, не говоря уже о пяти. Не предлагать же Максимилиану то, чем ублажал его секретарь…
На столе референта опять квакнул селектор.
— Четырнадцатый, — приказал референт теньму, — переведи второго секретаря в Белую комнату.
Панимер настороженно глянул на дверь императорского кабинета. Наиболее приближённая обслуга, пусть даже и самого низшего ранга, всегда жила при покоях государя. Кроме спален обслуги в башне есть ещё три комнаты — Зелёная, Сиреневая и Белая — для самых избранных придворных, официальных любовников или приятелей-собеседников, которыми император мог сделать кого угодно: от ничтожного секретаришки до высокого аристократа.