30. И когда Шарья Маша Обжаренный по той дороге войско свое повел, то дрожала дорога и пыль над ней стояла до самых небес, и колея в ней сделалась в два локтя глубиной там, где войско его прошло, и у харчевников еды не осталось, и злаков для скота тоже, и в деревнях вдоль дороги голод настал, потому что много было войска у Шарья Маши и воины его пожрали все вдоль дороги.
31. И каждый раз, как кого увидит навстречу, спрашивал Шарья Маша, верно ли мы идем, далеко ли до Беджнина идти? И каждый отвечал ему, что он идет верно, и говорил, сколько осталось до Беджнина пути. И воины, слыша это, в бороды свои усмехались, и говорили между собой, что Обжаренный странен, ибо зачем спрашивать встречных, если дорога на Беджнин одна и никуда не сворачивает, и нет по той дороге другого пути иначе как на Беджнин. Шарья Маша же, слыша это, ничего не отвечал на насмешки и продолжал спрашивать, как увидит кого навстречу; и о том молчал, никому не говорил, почему спрашивает.
32. Однако третий день прошел, и четвертый, и пятый, а Беджнина все не было впереди, и много деревень они повстречали, и харчевен тоже несчитано; и колея в два локтя глубиной теперь была на дороге; и сзади войска была та колея, и спереди тоже; и в харчевнях, куда они приходили, не было теперь ни пищи, ни вина, ни злаков для прокормления скоту, и харчевники рыдали, что у них ничего нет; и в деревнях, куда они приходили, теперь великий голод стоял; и воины стали узнавать - вот, говорили они, мы здесь уже были; и перестали насмехаться над Шарья Машей; и начали подозревать колдовство великое; и в колдовстве том Пуччью синелицего винить начали; и обозлились на Пуччью.
33. И одиннадцать раз видели они впереди себя дворец Гхадамкуры вместо границ Беджнина, но к нему не шли, ибо опасались, что казнит Гхадамкура; а вместо того поворачивали назад, и каждый встречный им отвечал, что они идут на Беджнин. И говорили воины в гневе: "Пойдем, убьем синелицего!".
34. А в двенадцатый раз не увидели они дворца Гхадамкуры, хотя опасались, что вновь увидят; вместо того, пришли они, голодные, к границам Беджнина и его сельбищам; и в каждом сельбище было что-то отобрано, но еды было вдосталь и вина тоже; и селяне радовались, прославляли Пуччью и Раджою Раджей его называли.
35. Тогда сказали воины, вот еда и вино, пойдем, возьмем их и насытимся, прежде чем идти дальше. Но Шарья Маша, по прозвищу Обжаренный, собрал их перед собой и сказал так: "Не пожирайте пищу селян Беджнина, не пейте вина их, и женщин не трогайте, пока не найдем синелицего Пуччью, которого все Раджою Раджей зовут здесь и прославляют его, словно он сам Гхадамкура! Найдите синелицего, казните его и только потом предавайтесь отдыху; ибо хитер синелицый, и как бы не было здесь ловушки".
36. Тут возроптали воины, ибо видели перед собой вино и пищу, которых давно уже не имели на коврах своих; котлы с пищей стояли во дворах, и собаки пожирали оттуда; вино же выставлено было за ограды в простых бочках, как простая вода, и шел дух оттуда, и селяне тем вином омывали лица свои и руки после земли; а пили из кувшинов медных с тонкими горлами и рисунками искусными на боках; и призывали воинов, руками маша - идите, вкусите с нами.
37. И не послушались воины Шарья Машу, и пошли вкусить, взглатывая слюну, и к пище припали, и к вину тоже. Тогда вспучило животы их и кожа красной паршой покрылась, и потекла кровь из глаз их, и боль великая обуяла, и закричали воины в муке, испуская дух свой, и смрад от них пошел, и все умерли. А селяне песни пели и радовались, и пальцами показывали на тела их.
38. Тогда возрыдал Шарья Маша, по прозвищу Обжаренный, над телами воинов своих, и достал меч свой двуручный, которым был препоясан, священный меч по прозванию "Не знающий поражений", и взломал его посредине, и обломки на землю бросил; и собрались вокруг него селяне, чтобы схватить, но никто не смел приблизиться к нему, потому что даже без священного меча был страшен военачальник; и никто не смеялся над Шарья Машей, пока рыдал он.
39. Тогда пришел Пуччья и стал перед Шарья Машей, и сказал так: