Выбрать главу

- Вас хотят убить. Без меня вам не обойтись. Зиггурд знает, кто вы и где вы, не знает лишь про меня, что я пришел к вам. Вы обязательно выиграете Битву, но до нее надо дожить, а Зиггурд этого не допустит. Только я, и никто другой, могу вам помочь. Мне всего-то и надо, остаться на своем посту после Битвы, вам другого лучшего не найти просто.

Я сказал, я подумаю, и спросил его, знает ли он строчку.

- Знаю, - сказал Адамов, - меня же уже убили.

- Вот как? – удивился я. – А я об этом и не догадывался.

Адамов с удовольствием хохотнул.

- В том-то и соль.

Строки он мне не сказал. Сашу Ендобу не навестил, хотя тот стонал трубно, и ушел, обещая прийти еще.

Потом снова пришел Дебелый и угрожал. Он сказал, что я себе уже больше не принадлежу, а, стало быть, и нечего выпендриваться. Он сказал, что я даже не представляю себе, что со мной могут сделать, если я вдруг откажусь от Битвы. Мне показалось, что и Дебелый тоже не очень-то представляет это – не было у них такого прецедента, чтоб отказались.

Угрозы перемежались увещеваниями. Пытаясь убедить меня в важности миссии Соседей Бога, он, в частности, сказал довольно интересную вещь, которая, на самом деле, показалась мне интересной значительно позже. Он сказал:

- Вы даже не представляете себе, насколько это важно и почетно, то, для чего вы предназначены. Все рухнет, если Правый сосед в очередной раз не победит Левого, чтобы занять его место. Все рухнет, если Левый сосед перестанет функционировать (он так и сказал – "функционировать"). Фактически он осуществляет связь между человеком и природой. Ведь законы, по которым развивается живое в природе, и законы, которым подчиняется человеческое общество, чтобы не вымереть, сильно отличаются друг от друга. Больше того, человеческие законы противны природе, само существование человечества противно природе, а стало быть, неизбежен конфликт, в результате которого человечество неизбежно погибнет – либо вместе с природой, либо в гордом и унизительном одиночестве.

- Вот мы уже и об экологии заговорили, - саркастически сказал я. – Скоро так и до Общества защиты животных доберемся.

- Нет, дорогой мой, здесь все страшнее. И фундаментальнее. Здесь уже закон физики, закон математики, если хотите. И единственное для нас спасение – институт Левых соседей Бога. Ну, вот смотрите, Левый сосед Бога, человек гнуснейший в самом что ни на есть историческом и человеческом смысле. Он крадет, он врет, он предает, он убивает, он нарушает не только все заповеди Господни, но даже и те, до которых человечество еще не додумалось. Он страшен, он мерзок, он достоин самой лютой, самой восточной казни. Однако я не буду аплодировать, когда его четвертуют, хотя в душе, может быть… ну, да, впрочем… Потому что вы просто не понимаете, что человек этот, а на самом деле вовсе даже и не человек уже, есть необходимое связующее звено между природой и человечеством, абсолютно необходимое для нашего с вами выживания, для осуществления стабильного равновесия между нашей безжалостной человечностью и по-детски наивной жестокостью окружающего нас мира.

Мне показалось, что он не слишком-то верил в серьезность моего отказа, считал блажью и кокетством и играл со мной в примитивную игру "тебе хочется, но ты отказываешься, а вот я тебя сейчас уговорю, и ты согласишься, потому что с самого начала знаешь, что согласишься. Я просто упрощаю твою задачу". Он явно не верил, что любовь, пусть даже самая сумасшедшая, самая сильная на свете любовь, может быть серьезным основанием для отказа. В принципе, я тоже не верил. Теоретически. А практически без Светы мне было очень и очень плохо.

- Бред какой-то, - ответил я. – Вы кто? Вы вроде как бы ангел-хранитель? Что-то из божественных служб секьюрити? Ну, так и охраняйте, что вы мне всякие там нотации читаете?

Дебелый промолчал. Просто сожалеюще улыбнулся и вскоре вышел.

- Ерунда! – с жаром выкрикнул Адамов, в тот же день навестивший "больного", к которому даже и в комнату не зашел. – Равновесие, как же! Во-первых, сам вопрос далеко не такой простой насчет этого равновесия и безжалостной человечности, это он пусть наивным дурачкам скармливает. Во-вторых, никого в целом свете это равновесие вовсе и не волнует. Волнует, как тому и положено быть, лишь собственное благополучие. Равновесие ему подавай. Власть – вот что их всех заботит. Власть, власть и власть!