— Выкладывай уж, — после нескольких десятков стежков разрешила старая магиня, отставляя и оценивающе оглядывая свою работу.
— Выкладывать нечего, — Лелиана вздохнула, опираясь подбородком о кисти рук. — Он… не любит меня.
Винн подняла брови, не отрывая глаз от иголки, в которую как раз продевала нитку.
— Поэтому он меня отослал, — рыжая девушка колебалась, видимо, желая поговорить, и не желая. — Но… наверное, это я во всем виновата. Я все испортила, Винн!
— Вот. А ты говоришь — тебе нечем поделиться.
Лелиана обезоруживающе пожала плечами.
— Расскажи с самого начала, — попросила Винн, переворачивая плащ и изучая изнанку. — Мне сложно дать тебе свое суждение или совет. Я почти ничего о вас не знаю. Только собственные домыслы.
Лелиана провела ладонями вниз от коленей к ступням, и вернулась обратно, скукоживая широкие шерстяные штанины.
— Я… сама не знаю, с чего начать, — она стиснула колени тонкими сильными пальцами. — Наверное, стоит начать с начала. Родилась я в Орлее. В Ферелден меня привела случайность.
— Даже так.
— Да, так, — с некоторым вызовом подтвердила девушка, поглаживая ткань штанов на коленях. — Моя мать была ферелденкой, но это ничего не значит. Мне довелось расти в Орлее и жизнь в этой стране…
— Догадываюсь. Мой ученик направился туда. Из того, что я помню про Дайлена — несмотря на свой характер, он всегда был набожным и… почтительным юношей. Я беспокоюсь, как бы он не нахватался там… Ох, прости, пожалуйста, девочка. Продолжай.
Лелиана невесело усмехнулась.
— В Ферелдене не любят орлесианцев. Считают их нравы чересчур простыми и распутными…
— … а характеры — самовлюбленными, надменными и скандальными.
— Угу, — не стала спорить Лелиана. — Но я там родилась, и мне нравилась такая жизнь. Здесь, в Ферелдене, все… как-то скучнее и проще. Поэтому, когда пришла пора мне решить, чем заниматься, я не колебалась ни секунды. Ну, и… сделалась бардом.
— Бардом? — старая магиня подняла от шитья глаза, в которых стояло настоящее изумление. — Это те самые распутные песнетворцы и сказители, что усыпляют бдительность своих высокородных жертв сладкими речами, а после без жалости убивают, зачастую не выбираясь из постели?
— Айан спросил о том же, когда я призналась ему, — девушка уныло вздохнула и положила голову на локти. — После этого он и… сделался холоден ко мне.
Винн покачала головой, вновь склоняясь над плащом.
— Барды славятся знатоками человеческих душ, в особенности, что касается обольщения. Неужто не знаешь ты, девочка, что мужчинам никогда нельзя рассказывать о себе всего? Или хотя бы того, что может навредить вашим отношениям?
Лелиана вздохнула еще горестнее.
— На самом деле, я никогда особо не интересовалась мужчинами. Если только этого не требовалось… по работе. Они… меня не привлекали. Ну, знаешь, они такие шумные… всегда думают только о себе, никогда не обращают внимания на мое настроение, не понимают… ничего они не понимают. Никакой утонченности. А запах… О, даже орлесианские вельможи пахнут хуже дам, а уж ферелденцы… Ты не поверишь, Винн, первое, что я поняла про Ферелден, когда впервые тут очутилась — это всюду въевшийся запах мокрой псины. Он везде, и в постели тоже… Мне кажется, он даже в волосах. Даже Айан берет в постель этого своего Иеху, и спит с ним в обнимку, а наутро…
Магиня кашлянула.
— В общем, я знаю достаточно, чтобы обольстить любого мужчину и завлечь его на одну-две ночи, — девушка махнула рукой, отвлекаясь от беды с запахами Ферелдена. — Но никогда не задумывалась о большем. У меня была… подруга. Марджолайн. Пока она была со мной, мужчин для меня не существовало.
Винн вновь ненадолго вскинула глаза на свою юную собеседницу.
— Надеюсь, хотя бы об этом ты не говорила с Командором?
Лелиана отрицательно качнула головой.
— Нет, но ему и… всего другого оказалось достаточно. Ну, то есть, мне так показалось.
— А как так получилось, что вы вместе? — Винн разгладила мех над подшитым краем плаща так, чтобы не было видно свежих ниток. — Я пока все равно не…
— Ты поймешь, если прекратишь меня перебивать, — рыжая девушка поджала губы. — Быть бардом — весело и опасно. Это как ходить по веревке над площадью. Внизу толпа людей. Они все смотрят на тебя. Смотрят со страхом, восхищением, завистью… А ты отделена от них — высотой, чистым воздухом, свежим ветром, и — тонкой веревкой каната под ногами. Так можно ходить вечность. Ходить… и чувствовать себя на высоте. Тут главное — не оступиться.
— Складно излагаешь, — не сдержалась Винн. — И вправду — орлесианский бард.