В конце августа 1861 года главноуправляющий почтами Прянишников извещает III отделение, что на имя Эраста Перцова прибыл очень толстый пакет из Казани.
Гамлетовские колебания — вскрыть или не вскрыть — длятся весьма недолго: пакет доставлен в дом у Цепного моста и вскрыт. Все обставлено как следует. Протокол подшит к протоколу, опись к описи: пакет из Казани. Кто-то из Перцовых (потом выяснилось, что это был Константин Перцов, чиновник особых поручений при губернаторе) пишет: «Братец Эраська Петрович! Теперь написана для Вас целая граммата (…). Прочитавши труды мои, Вы увидите, что она написана человеками, коротко знакомыми с делом, и потому здесь — что ни слово, то правда. Граммату отдаю в полное Ваше распоряжение и потому можете сделать из нее все, что Вам угодно».
«Граммата» — это подробное описание кровавой расправы над крестьянами села Бездна Казанской губернии, отказавшимися принять фальшивую, по их мнению, «волю».
Недавно вошедший в должность управляющий III отделением граф Петр Андреевич Шувалов извещает высокое начальство — шефа жандармов Долгорукова. Решают, что пакет предназначался не иначе как для пересылки Герцену в Лондон, и после этого судьба Эраста Перцова ясна… Я остановился в этот вечер на том, что изучил очень красиво скопированный приказ, предписывавший полковнику Ракееву на рассвете 29 августа 1861 года «подвергнуть арестованию отставного надворного советника Эраста Перцова». Тут же — депеши, состоящие из одних цифр, шифровки, порхавшие из Петербурга в Ливадию, где проводил лето Александр II вместе с шефом жандармов (на обороте депеши — цифры, обращенные в буквы, — расшифровка). Царя запрашивают о предстоящем аресте. Он соглашается, но требует «и в подлости хранить оттенок благородства» — допросы Перцова вести так, чтобы тот не догадался о перлюстрации, вскрытии предназначенного ему пакета. Царь не может, конечно, разрешить, чтобы читались чужие письма!
Я знал, что через одну-две страницы будет уже отчет об аресте и обыске. Я знал, что все это произошло очень давно и что никого из действующих лиц уже много лет нет в живых. Но вдруг — на миг — странная иллюзия: захотелось предупредить, предостеречь человека. Ведь я знаю, что его арест решен, подписан, а он — не знает. И наверняка опасные бумаги не спрятал.
Берегись!
Следующие два дня были суббота и воскресенье. Архив закрыт, но мне не терпелось — и я отправился искать братьев Перцовых в Ленинскую библиотеку.
В Адрес-календаре 1858 года читаю на той же странице, которую недавно рассматривал.
«Статский советник Перцов Владимир Петрович, начальник II отделения департамента общих дел…»
Я обложился старинными словарями и справочниками и принялся изучать все, что можно, о Перцовых.
Владимир Петрович родился в 1822 году в Казани, закончил Казанский университет, служил в министерстве внутренних дел, с 1861 года — в отставке, в конце 60-х годов сотрудничал в журнале «Москва», издававшемся славянофилом И. С. Аксаковым, изучал историю и экономику Прибалтики. Умер в Москве в 1877 году.
Обыкновенная, благополучная биография человека XIX столетия. Неужели это он писал о топорах, смело передавая Герцену государственные тайны? Впрочем, заметим, что В. Перцов сотрудничал позже в прессе славянофилов, и тут пора вспомнить, что первому корреспонденту «коронованный австрийский юнкер» казался хуже, чем российский самодержец, и что это — славянофильский ход мысли…
У Владимира Петровича, по крайней мере, «наружная», известная часть биографии кажется ясной. Но вот биография его старшего брата — Эраста Петровича (родился в 1804 году, на 18 лет раньше Владимира) — казалась почти целиком состоящей из одних намеков и умолчаний.
Если в дворянской семье в начале XIX века рождается сын, которого называют Эрастом, то это свидетельствует, во-первых, о том, какое впечатление на родителей произвела недавно появившаяся карамзинская «Бедная Лиза» (возлюбленный Лизы — молодой дворянин Эраст!). Во-вторых, такое направление семейных вкусов сулило ребенку литературное будущее.
Действительно, в начале 20-х годов в петербургских журналах стали появляться стихи молодого Эраста Перцова. Они написаны бойко, но, видимо, не за эти вирши он вдруг снискал дружбу лучших писателей того времени. Баратынский пишет в одном письме: «Перцов, известный своими стихотворными шалостями, которого нам хвалил Пушкин, человек очень умный и очень образованный, с решительным талантом».
Но «шалости» Перцова, явно не предназначенные для печати, не найдены. Неясно, когда и при каких обстоятельствах состоялось знакомство Перцова с Пушкиным, но они были приятелями. Известно, что Перцов помогал Пушкину в его попытках (долгое время бесплодных) основать литературный журнал. Один современник так и записал: «Эраст Петрович Перцов, человек, в те годы близкий к Пушкину и знавший все его дела».