— Э, сыне, не скажи! Такое закручивали, хоть лбом бейся — не поймешь. Вот хотя бы вся история с Дмитрием Самозванцем… А прав ты только в том, что порядок, обычай в шестнадцатом веке был у сыщиков попроще: чуть что-нибудь — и на дыбу. А иногда такое бывало, что и страх и смех: взяли недавно одно старинное дело: вдруг — ах! — из него засохшие человеческие пальцы посыпались. Ну, конечно, крики, обмороки и все прочее… Оказалось — все не так уж страшно: лет триста назад подрались на базаре, оторвали палец-другой, сунули их как вещественное доказательство в бумаги — да так и оставили. Три века дела никто не открывал… А у тебя, в девятнадцатом веке, конечно, культура — вещественные доказательства небось аккуратно, отдельно лежат?
«А в самом деле, — подумал я, — где вещественные доказательства?»
Наскоро простившись с «феодалом», отправляюсь в свой зал. Конечно, в самом деле Перцова главные документы скопированы полностью или в отрывках. Но, может быть, сохранились подлинники?
Сохранились. Минут через пятнадцать я уж затребовал вещественные доказательства по делу Перцова.
Вот иди после этого и доказывай, что нужно поменьше болтать в коридорах!
Лоскуток бумаги. На нем написано карандашом: «Я был у Вас и не застал — зайду в четверг, завтра я занят».
Экспертиза III отделения устанавливает: «почерк Герцена».
Конверт на имя Эраста Перцова; адрес написан рукой Герцена.
Адрес Герцена, написанный рукой Эраста Перцова.
Счет Вольной типографии Герцена и список его изданий. Написаны рукой Перцова.
Выписки из «Колокола» (№ 93 от 1 марта 1861 года, № 100 от 15 июня, № 103 от 1 августа) и целый свежий «Колокол» № 104, вышедший 15 августа 1861 года, то есть совсем незадолго до ареста Перцова.
— Что может сказать господин Перцов в свое оправдание?
Положение почти безнадежное. Перцов, однако, защищается с необыкновенной ловкостью.
— Записка рукой Герцена? Но почитайте, что Герцен пишет: «был у Вас и не застал». А между тем, когда он писал записку, я находился в моем нумере и ждал его ухода, ибо видеть его не желал.
Затем Перцов старательно объясняет жандармам, что Герцен помнил его еще по России, но что в Лондоне они не сошлись ни в образе мыслей, ни по характеру.
— Отчего же прятаться от Герцена в нумере?
— Находясь в таком городе, как Лондон, благоразумие и собственная безопасность требовали не раздражать Герцена грубостями на его вежливость, а уклониться от него под благовидным предлогом.
— Ну, а конверт, «Колокол»?
— Чьей рукой на конверте написана моя фамилия, я не знаю, но в него, как бандероль, был вложен какой-то нумер «Колокола», найденный мною на ручке передней двери моей квартиры в Лондоне. Прислан ли он Герценом, я даже не имел охоты узнавать.
— Счет, список герценовских брошюр?
— Я купил два или три экземпляра каждого из лондонских изданий, а в Брюсселе выменял излишние экземпляры на другие книги на французском языке, а себе (для «Посмертных записок») оставил по одному экземпляру каждого издания.
Не правда ли, ловко?
А ведь на самом деле Перцов, конечно, что-то привез Герцену (не с пустыми же руками ездил он в Лондон), виделся с ним дружески и по делу, купил много брошюр, чтобы раздать дома (и, видно, раздал), договорился о получении «Колокола».
И еще один документ, которого и без других было бы достаточно, чтобы погубить Эраста Перцова — и не его одного. Черновая карандашная «стенограмма» секретного заседания Государственного совета. Этот документ появился в «Колоколе» за несколько месяцев до ареста Перцова, в марте 1861 года.
Несмотря на то что заседали без секретарей — император, сановники — «только свои», — Герцен все узнал.
Прочитав «Колокол», министр иностранных дел Горчаков воскликнул: «Кто же мог сообщить так верно подробности, как не кто-нибудь из присутствовавших!»
Перцова спрашивают: «Откуда черновик?»
— Я списал у какого-то человека, с какой-то рукописи. А потом выправил по «Колоколу».
Легко доказать, что никакой правки по «Колоколу» в этих карандашных записях не видно. Заметные различия с «Колоколом» сохранились, а была бы правка — различия исчезли.
На самом деле было, вероятно, так: сначала Перцов составил для пересылки Герцену тот самый текст, который у него нашли, но готовую рукопись Герцену послал лишь после того, как проверил и отредактировал. Владимир Петрович Перцов, брат, начальник отделения в министерстве внутренних дел, стоял недостаточно высоко, чтобы быть участником дискуссий на «самом верху». На заседания Государственного совета его не пускали — отсюда ошибки, неточности. Подробности же В. П. Перцов мог узнать, например, от министра С. С. Ланского, который, видимо, благоволил к способному начальнику отделения. Ланской, конечно, и мыслить не мог, что, беседуя с одним из своих ближних чиновников, он уже почти вступает в разговор с Герценом и Огаревым…