Жадное любопытство к прошлому — вот что двигало Бартенева всю его жизнь. Бартенев — это «Русский архив», и «Русский архив» — это Бартенев. В этом служении (в конечном счете бескорыстном, потому что велику ли прибыль имел он от журнала) Бартенев был способен на нечто близкое к героизму. Я разумею факт еще малоизвестный в печати — предоставление Герцену «Записок Екатерины». Найдя список этих записок в архиве Воронцова, Бартенев привез его к Герцену в Лондон. Замечательно, что эти записки были изданы Герценом с анонимным предисловием, как мне удалось доказать, написанным Бартеневым. Нельзя себе представить впечатление, какое произвело это издание в России[51], в особенности в семье Романовых, которые были скандализированы уже одним тем, что они оказывались Салтыковыми. Виновником всего этого грандиозного скандала был убежденнейший монархист!
Та же жадность к неопубликованному позволяла Бартеневу посягать на чужую собственность. Не помню кто, вероятно Садовский, рассказывал такой случай с Бартеневым. Приехав к какому-то важному барину в его подмосковную, Петр Иванович своими расспросами заставил его не только рассказывать семейные предания, но и показать какую-то заветную рукопись. Отправляясь спать в отведенную ему в мезонине дома комнату, Петр Иванович попросил гостеприимного хозяина дать ему рукопись почитать на сон грядущий, как говорится. Наутро просыпавшийся рано хозяин, выйдя прогуляться в сад, заметил свет в окне той комнаты, где спал Бартенев. Чуя что-то недоброе, он тихонько поднялся в мезонин, открыл дверь и увидел за письменным столом Бартенева, заканчивающего переписку полученной им рукописи.
Хозяин подошел к столу, молча взял свою рукопись и копию, сделанную Бартеневым, и унес их на глазах у изумленного и тоже молчащего гостя.
Спустя некоторое время Бартенев как ни в чем не бывало спустился к утреннему кофе, за которым ни слова не было сказано о происшедшем. Но, конечно, только в исключительных случаях Бартенева постигали такие неудачи. Вообще же было хорошо известно, что то, что к нему попало, получить обратно нелегко. Г. П. Георгиевский рассказывал мне, что Бартенев ходил в скрывавшем костыль длиннополом сюртуке, в котором внизу был вшит огромный внутренний карман. В этот карман могли исчезнуть, да и исчезали толстенные рукописи.
Скуп он был феноменально и гонораров за материалы и статьи, как правило, не платил. Владельцы фамильных архивов обычно считали ниже своего достоинства брать деньги за публикуемые Бартеневым материалы, а авторы статей или также не нуждались в гонораре, или, которые попроще, считали за честь печататься в «Русском архиве». Избалованный таким отношением и не нуждавшийся в материалах, которые шли к нему самотеком, Бартенев и не считал нужным тратиться на какие-то гонорары. Б. А. Садовский рассказывал мне, что за какую-то свою статью он неоднократно просил Бартенева что-нибудь уплатить. Тот, несколько раз отказав, наконец решил расплатиться. Достав из шкафа лист автографа Пушкина с текстом «Русалки», Бартенев взял длинные ножницы, отрезал ими три строчки и, подавая эту часть листа, сказал Борису: «Вот вам гонорар».
Эту операцию Бартенев сам в одном из писем к Брюсову сравнивал с делением мощей для антиминсов. Этот «антиминс» в рамке под стеклом, вместе с автографом Фета, висит у Брюсова и теперь. Я не знаю, как попала к Бартеневу рукопись «Русалки», принадлежавшая А. С. Норову. Весьма вероятно, что не совсем праведными путями. Но вот что мне известно относительно других рукописей Пушкина, бывших у Бартенева. Листок с стихотворением «Зачем безвременную скуку…», другой листок с стихотворением, озаглавленным «Ответ Х+У» («Нет, не черкешенка она…») и восемь рисунков Пушкина, смонтированных на два паспарту, принадлежавшие В. П. Зубкову, были подарены последним своему приятелю декабристу П. И. Колошину. После его смерти все эти рукописи перешли к его сыну (приятелю Л. Н. Толстого), С. П. Колошину, пожертвовавшему их в 1866 г. в Чертковскую библиотеку, библиотекарем которой был в то время Петр Иванович. В напечатанном в «Русском архиве» за 1867 год самим Бартеневым отчете этой библиотеки значатся как поступившие в нее все эти рукописи. А между тем в каталоге Пушкинской выставки 1899 г. в пятой московской гимназии значится автограф «Зачем безвременную скуку…» как собственность Юрия Петровича Бартенева. Значит, Петр Иванович не только взял себе эти рукописи, оставляя пост библиотекаря, но и подарил их своему сыну. О дальнейшей судьбе их я уже рассказывал. Некоторыми пушкинскими автографами он, вероятно, уплатил жалование, как своему секретарю, В. Я. Брюсову, к которому перешла и одна из пушкинских тетрадей, которая принадлежит в настоящее время мне.
51
Об этом вспоминает Вл. Мих. Голицын в своих «Воспоминаниях», напечатанных в «Голосе минувшего».