— Шеф, а почему они двигаются? — спросил Витя. — Ведь у нас сейчас все отключено, даже ртуть в щель не подана…
Ответ я нашел быстро:
— Как ты не понимаешь, Витенька, ведь термостат отключен, лампа горит, масло в бульбочке нагревается, вот они и бегут…
Было уже поздно, мы выключили свет и разошлись по домам.
На следующее утро я решил провести пробные опыты с использованием смонтированного вчера расходомера. К обеду щель, состоящая теперь из двух брусков полированного стекла, была собрана, мы заполнили ее дистиллированной водой и дали давление. Пузырьки в капилляре двигались устойчиво и равномерно, и мы несколько раз измерили их скорость. Затем я уменьшил давление во входной камере прибора в два раза. Если у нас все работает нормально, то и пузырьки в капилляре должны двигаться вдвое медленнее. Можно представить себе наше удивление, когда мы убедились, что пузырьки плывут с той же скоростью. Не спрашивая меня, Витя полностью перекрыл вентиль, и стрелка манометра, показывающего давление в приборе, упала до нуля. Отталкивая друг друга, мы кинулись к компаратору. По праву начальника на табурет взгромоздился я. Медленно, но неуклонно пузырьки двигались к выходу из капилляра. Наступила тишина, нарушаемая щелканьем реле и шумом вентилятора, перемешивающего воздух в термостате.
— Ну, и что будем делать? — спросил Витя.
Я молчал, потому что пребывал в полной растерянности. Потом приоткрыл дверцу термостата, взял зажим и намертво пережал резиновую трубку, ведущую от выходной камеры модели к капилляру.
— Теперь чудес не будет, — сказал я, закрывая крышку термостата. — Пойдем покурим, надо подождать, пока температура не стабилизируется.
Дверь лаборатории, обитая старым дырявым дерматином, выходила прямо на чердак церкви, в котором всегда стоял полумрак, слабо рассеиваемый единственной сорокасвечовой лампочкой. Рядом с дверью на засыпанном шлаком полу стояло старое пожарное ведро, куда мы бросали окурки. Здесь же проходила толстая труба отопления, укутанная цементной оболочкой. Поверхность трубы была теплой, и сидеть на ней было очень уютно.
Мы закурили.
— Евгений Семенович, — вдруг спросил Витя, — а на фига нам все это, а?
— Ты что имеешь в виду? — спросил я, хотя уже догадывался, какая проблема волнует моего лаборанта.
— Ну, я понимаю, узнаем мы, как жидкость там течет, в этой тонкой щели, а зачем?
— Чтобы знать, — сказал я. — Ты пойми, до нас с такими щелями никто не работал… А вдруг там все будет по-другому?
— Да понимаю я все, — обиделся Витя. — По-другому или не по-другому — какая разница? Нефти, что ли, от этого станет больше?
— Вряд ли, — пожал я плечами.
— Так вот я и говорю, если пользы никакой, тогда — зачем?
— Просто интересно, и все… — сказал я.
Витя презрительно махнул рукой, и, не окончив нашего философского спора, мы направились к установке.
Мерно щелкало реле, гудел вентилятор, лабораторный термометр, который мы специально поместили рядом с расходомером, показывал двадцать градусов. Я отвинтил колпачок и ввел пузырек. Когда навинчивающийся колпачок стал давить на пробку, резина прижалась к отверстию, пузырек переместился в тонкую часть капилляра, где и застыл.
— Все, — сказал я, — чудеса окончены. С этого места он теперь не сдвинется во веки веков.
— Если аллаху будет угодно, — добавил Витя, скептически наблюдая за моими действиями. Он был убежден, что мои толстые пальцы не приспособлены к обращению с деликатными приборами.
Я настроил компаратор так, чтобы левый мениск пузырька совпадал с нитью окуляра, и, сняв показания нониуса, записал их в журнал.
— Посмотрим через полчаса, — сказал я и выключил лампочку осветителя.
Полчаса мы не могли найти себе места, ходили «на трубу», флиртовали с самой интересной женщиной лаборатории — лаборанткой Лялей, жевали принесенные из дома бутерброды. В назначенное время я включил осветитель. Пузырька не было. Перемещая тубус микроскопа влево, я определил, что мениск за это время продвинулся на четыре с половиной миллиметра. Витя записал показания в журнал, и мы снова отошли от установки. Через полчаса пузырек ушел на четыре и две десятых миллиметра. Мы решили во что бы то ни стало дождаться момента, когда он остановится (не остановиться он не мог!) и с перерывами в полчаса снимали показания. Вопреки здравому смыслу пузырек двигался с приблизительно постоянной скоростью.
Подошел Сергей Сергеевич.
— Что у вас тут происходит? — строго спросил он, глядя на мои странные манипуляции с отключенным от установки расходомером.