Я готов был расцеловать моего нескладного приятеля за его идею, которая при всех своих достоинствах и недостатках была, по крайней мере, конструктивной: мы с Витей в ближайшее время будем чем-то заняты.
— Промывай капилляр, — сказал я Вите, — заполним его водой.
Витя рьяно взялся за дело: он свинтил колпачок, вынул капилляр из гнезда и стал с помощью резиновой груши промывать его бензином, спиртом, водой, а затем и хромовой смесью. Через час Витя с некоторой виртуозностью запустил в капилляр один пузырек. Теперь надо ждать стабилизации температуры в термостате, и я сажусь за составление давно висящего надо мной годового отчета.
Прошло довольно много времени. В комнате стоит тишина, и я отчетливо слышу, как Витя что-то бормочет себе под нос.
— Шеф, — вдруг громко говорит он, — колпачок не навинчивается, попробуйте вы…
Я знаю штучки моего лаборанта и поэтому не принимаю его предложения всерьез.
— Что, резьбу сорвал? — спрашиваю я, подхожу к установке и сразу же определяю размеры постигшего нас бедствия.
Резьба сорвана не на колпачке, а на штуцере, внутри которого расположена бульбочка с отверстием. Это означает, что необходимо изготавливать заново всю довольно сложную систему крепления капилляра, его гнездо, а это — работа не маленькая, и займет она в лучшем случае не менее трех-четырех дней…
Витя прекрасно это понимает, и его глаза с белесыми ресницами смотрят на меня с таким выражением, что я начинаю его успокаивать:
— Наплевать, Витя, не расстраивайся. Это даже хорошо, что у нас какой-то перерыв будет, а то мне порой хочется взять кувалду и шарахнуть как следует по всему этому хозяйству. Я отчет буду писать, а у тебя — сессия, позанимаешься как следует… — Но тут я вижу, что, не слушая меня, Витя кидается к шкафу, к той его половине, где у него стоит специальный ящик с барахлом, которое он, не поддаваясь ни на какие уговоры, не только не хочет выкидывать, но даже не соглашается отнести в подвал.
— Хорошему хозяину все впрок идет, — часто говорил он, разбирая, например, старый выключатель и раскладывая по разным коробкам пружинки, контакты и болтики с гаечками.
Теперь он лихорадочно роется в своих сокровищах, безжалостно расшвыривая их по полу. Наконец он находит то, что искал, и бежит к установке. В его руках брусок красного детского пластилина. Он отламывает от него кусочек, разминает его в пальцах и в течение нескольких секунд замазывает отверстие капилляра. Потом включает осветитель, настраивает компаратор и записывает показания на листке бумаги.
— А теперь через пятнадцать минут посмотрим, насколько он уйдет, — говорит Витя, с трудом скрывая в голосе торжествующие нотки. — Я-то знаю, — продолжает он, — все равно пузырьки снова поплывут, но вы хоть не будете говорить, что опять Витя виноват…
— Ладно, — смеюсь я, — завтра закажу в мастерской гнездо, а ты иди, готовься к экзаменам…
— Нетушки, — отвечает Витя, — я сам хочу посмотреть, как он в воде будет двигаться… — и он нагибается, тщательно собирая с пола разбросанные драгоценности.
Я тоже не верю, что что-то изменится оттого, что мы заменили в капилляре масло на воду, и не отрываюсь от отчета. Тем неожиданней для меня звучит немного растерянный и странно спокойный голос Вити:
— Шеф, а ведь он стоит…
Я не верю своим ушам.
— Стоит, — повторяет Витя, — уже двадцать минут, как не сдвинулся ни на одну десятую миллиметра… Да вы сами посмотрите.
Я навел перекрестье окуляра на левый мениск пузырька, записал показания нониуса на листке бумаги, который молча спрятал в карман, выключил осветитель и сел за свой стол.
— Я пошел «на трубу», — говорит Витя, достает сигарету и, не зажигая ее, садится на табурет рядом с установкой.
— Слушай, — говорю я, — а какой у тебя первый экзамен?
— Химия, — отвечает Витя.
— Ну, и что же ты знаешь из химии?
— Ничего, — отвечает Витя и, глупо улыбаясь, зажигает осветитель.
— Не трогай, — говорю я, — еще пяти минут не прошло.
Витя щелкает тумблером и опять садится на табурет с незажженной сигаретой в пальцах.
— Так как же ты пойдешь сдавать химию, ничего о ней не зная? — продолжаю я свой бессмысленный допрос.
— Я подготовлюсь, — тихо говорит Витя.
— Когда?
— Завтра с утра, — говорит Витя, не отрывая взгляда от тумблера осветителя.
Проходит долгая пауза. В лаборатории совсем тихо, и мы слышим, как щелкают электрические настенные часы, когда их минутная стрелка перескакивает на следующее деление.