Вот почему я настойчиво хотел увидеть
Впрочем, скоро я понял, что если любимый, ожидаемый, но отсутствующий человек отрицательное существо, то каждое враждебное постороннее собранию (не присутствующее в нем) будет
Как мнимое число (видимо, с точки зрения сегодняшнего дня) описывается в научно-фантастической прозе Хлебникова и нечто вроде оболочки-скафандра внутри вездехода-самолета-амфибии (батискафа), называемой сложносокращенными словами «Ходнырлет» (от ходить, нырять, летать), «Нырлетскач» (нырять, летать, скакать — скачет) «Мы взяли
Колеса, плоскости, винты. То, что было видно в окно Нырлетскача, печаталось светописью очень удачно и скоро. Мы занимались тем, что изучали снимки. Вот лица провожающих. Вот ласточек стая. А чайки, пена, вода, рыбы. Мы в море под водой…» Можно удивляться (как и в других случаях) силе воображения Хлебникова, дотянувшегося до таких аппаратов, которые только сейчас становятся технической реальностью. Но Хлебникова занимает больше всего психология тех, кто внутри «Ходнырлета — Нырлетскача». Оттого и возникает
Еще одно художественное применение мнимого числа находим в прозаическом отрывке «Сон», где
Говоря о соотношении Хлебникова и науки, хотелось бы избежать излишней наукообразности. Хлебников умел (не только по отношению к науке) быть одновременно и всерьез увлеченным, и весьма ироничным. Более того, в этом заключался один из основных его стилистических приемов, столь его отличавших, например, от почти всегда торжественно вещавших символистов старшего поколения. И в языке, и в стихе, и в образности у Хлебникова постоянно мы видим смешение того, что раньше относили к разным стилям и жанрам. Среди самого глубокомысленного прозаического или стихотворного рассуждения он вдруг пускается в пляс, начинает говорить народным раешником или лубочным стихом. Читатель должен быть всегда начеку, улавливать подстерегающие его западни в перепадах тона и настроения автора, уметь отличить серьезное по сути, но гротескное по форме утверждение от чистого озорства, если не хулиганства или издевательства, даже шарлатанства, которое было в духе времени. Хлебников не только бывает несерьезен, он любит внезапные переходы от вполне его захватывающих мыслей к самой откровенной буффонаде. Это касается и использования математических выражений в его прозе и стихах.
Мандельштам писал в статье «Слово и культура»: «Синтетический поэт современности представляется мне не Верхарном, а каким-то Верденом культуры. Для него вся сложность старого мира — та же пушкинская цевница. В нем поют идеи, научные системы, государственные теории так же точно, как в его предшественниках пели соловьи и розы». Это относится и ко многим (хотя не всем) вещам Хлебникова. Трудность их истолкования кроме всего прочего связана и с тем, что он нигде не указывает прямо, когда он от изложения мыслей, представляющихся ему существенными, переходит к игре вокруг способа их изложения. Иногда это совершается мгновенно и поражает читателя, в других случаях переход осуществляется постепенно.
К высказываниям, касающимся мнимых чисел, принадлежит заключительное утверждение, которым кончается поэтический диалог «Сестры-молнии»:
В позднем стихотворном наброске говорится более развернуто и менее весело:
Описания «я» через математические операции над единицей постоянно занимали поэта. В записях лета 1920 г. Хлебников применяет комплексные числа для описания соотношений между гласными (используя при этом выводы, полученные Л. В. Щербой в его экспериментально-фонетической работе) и согласными. Свои выкладки и понимание звука мв изобретенном им «звездном языке» как способа обозначения бесконечного деления Хлебников имеет в виду в следующем рассуждении относительно священного слога о(у)м(точнее ом, получаемого по звуковым законам из сочетания а + у + м) в буддийских обрядах: «Индусы произносят оум, оум, повторяя с разной силой много раз. Они поклонники Нирваны, становления ничем. Но при повторении оупоказатель в 3 3(2 2 + n · n) переходит от значения единицы до значения нуля. Число колебаний 3 3(2 2 + n · n) звучит как о при n = 1, и звучит как упри n = 0. М, как мы видели, значит деление на бесконечное число частей. Если величина показателя звука есть значение этого звука, то священный лепет индусов оум, оум, оумзначит: Я — единица духа, становлюсь ничем, из единицы становлюсь ничем через бесконечное деление. Говоря, дух отождествлял себя со степенью звука, которым говорил, так как в порядке оузаключен переход значения показателя от единицы до ничего. Путь единицы в ничто через деление: таков смысл этого звучания. Но это есть основная истина веры буддистов». Конец приведенного рассуждения объясняет к заключительную строку стихотворения «Числа», следующую за явной переиначенной цитатой из пушкинского «Пророка» («Отверзлись вещие зеницы»):
Стихотворение было напечатано в 1913 г. — за 7 лет до того, как Хлебников стал устанавливать числовые законы, по которым «языки отличаются показателями степеней колебаний гласных». Следовательно, основная мысль всего приведенного рассуждения у Хлебникова зрела давно, но окончательный вывод о том, что при таком делении Я-единицыосуществляется «путь в ничто», получен только в ходе этого размышления.
Можно думать, что эта характеристика слова оумобъясняет и увлечение Хлебникова в последние годы изобретением ряда заумных слов, кончающихся на оум. В «Зангези» «благовест в ум» заключается в пении слов-названий «всех родов разума», среди которых есть: Гоум(по объяснению Хлебникова в словарике, приложенном к этой части «Зангези», — ум «высокий как эти безделушки неба, звезды, не видимые днем. У падших государей он берет выпавший посох Го»), Оум(«отвлеченный, озираюсь все кругом себя, с высоты одной мысли»), Соум(«разум-сотрудник»), Моум(ум «гибельный, крушащий, разрушающий. Он предсказан в пределах веры»), Боум(«следующий голосу опыта»), Проум(«предвидение»), Воум(«гвоздь мысли, вогнанный в доску глупости»), Хоум(«тайный, спрятанный разум), Зоум(«отраженный ум»), Коум(ум «спокойный, сковывающий, дающий устои, книги, правила и законы»), Ноум(«враждебный ум, ведущий к другим выводам, ум, говорящий первому «но»). Эти слова чередуются с рядом других, кончающихся не на оум, а на аум(индийская заклинательная формула первоначально включала именно эти звуки, что Хлебников, занимавшийся санскритом, мог знать), иум, ыум, еум, эум, уум, ом(последнее ближе всего к произношению индийской заклинательной формулы — мантры, где аупо законам фонетики сливалось в о). Сокращенный вариант этого текста под названием «Благовест уму» рукой Хлебникова вписан в беловую рукопись «Царапины по небу», подготовленную Митуричем в январе 1921 года и позднее исправленную поэтом. В этой рукописи (ранее не публиковавшейся), переданной Крученых моему отцу, текст выглядит так: