Кембридж, 23 июля 1923
Я опять в Кембридже за работой. […] По моему приезду сюда Крокодил опять предложил мне ту же стипендию, говоря, что он не считает, что кто-либо из других заслуживает ее. Я сдался и подал заявление. Я очень доволен, что все вышло так. Эта стипендия мне очень кстати. Теперь мое материальное положение значительно улучшится, а это значит, я смогу наконец опять подсоблять вам. […]
Сейчас я немного еще устал, поэтому прости за коротенькое письмо. На днях напишу длинное. Я писал тебе из Лейдена, Парижа и Лондона…
1924 год
Кембридж, 21 февраля 1924
Дорогая моя Мама!
Для меня нет никакого сомнения, что нам с тобой необходимо повидаться в самом ближайшем будущем. Мой приезд своим чередом, но, не откладывая в долгий ящик, я думаю, что самое лучшее, что только можно выдумать, — это чтобы ты приехала сюда ко мне в апреле, мае или июне, как только тебе удастся выбраться, и по крайней мере на 4—5 месяцев, чтобы ты могла совсем отдохнуть и поправиться. Твой отказ исполнить эту просьбу мою я истолкую как нежелание видеть меня. […]
Ты приедешь в Голландию, остановишься у Эренфестов, и туда я приеду за тобой и перевезу тебя через канал [41]в Англию. Голландскую и английскую визы я выхлопочу для тебя сразу же, как только услышу, что ты начала хлопотать о паспорте. Пока ты будешь тут, мы будем посылать аккуратно тете Саше, так что твой отъезд не отразится на ее материальном положении. […]
Итак, я не вижу причины, почему тебе не приехать сюда этой весной. Для меня это будет большое счастье и радость, и твое пребывание здесь даст мне силы и энергию для работы, и я не буду себя чувствовать таким одиноким.
Бедная тетя Саша, как им помочь? Ведь такую ораву трудно поддержать [42]. Если мое материальное положение улучшится, я смогу, наверное, помочь им. Я всегда помню тетю Сашу и всегда поддержу ее, будь спокойна. […]
Кембридж, 9 апреля 1924
Давно не писал вам… У меня грандиозные планы опять, и я был очень занят. Когда у тебя большие планы, так все дела заключаются в том, чтобы разговаривать с людьми. А это самое трудное и большое дело. Надо, к тому же, ковать железо, пока оно горячо.
Я был в Манчестере. Мне нужно было повидать профессора [М.] Уокера, знаменитого строителя динамо-машин. Я приехал к нему в субботу в Бакстон. Это в Дербишире, в горах, 350 верст от Кембриджа. Приехал на автомобиле. Я думал только проконсультироваться у этого инженера в продолжении 1—1,5 часов, но он так заинтересовался нашим проектом, что я пробыл у него 3 дня. Очень умный и симпатичный человек. Потом ко мне приезжали инженеры, потом я ездил в Лондон и т. д.
Вчера получил ваши письма и очень рад, что вопрос вашей поездки фиксирован. Тут, в Кембридже, уже знают, что вы приезжаете, и вы имеете уже несколько приглашений на чай и вечера.
Что касается твоих вопросов, то знакомых тут у меня в университете так много, что могу тебе устроить свидания, начиная от епископов до финансистов. С кем пожелаешь. […]
Лондон, 4 июня 1924
Пишу тебе это письмо из Лондона и отправляю я его тебе с Костенками, которые большие мои друзья. С М. П. Костенкой [43]мы разрабатываем одну динамо-машину.
Я все с нетерпением жду от вас известий с датой вашего отъезда. Сегодня я отправил по телеграфу на Лёнино имя еще 12 червонцев, которых не хватило на дорогу.
Я завтра читаю доклад в Королевском обществе о моих опытах, поэтому я в Лондоне. К тому же хочу проводить Костенко. Поскорее хочется услышать, что ты и Наташа выезжаете. […]
Мне как-то не пишется все это время, надеешься, что скоро вы приедете и можно будет все накопившееся за три года тебе рассказать. […] [44]
1925 год
Кембридж, 17 июня 1925
Дорогая Мама!
Все собираюсь тебе написать длинное письмо, есть много, о чем писать, но, увы, это только откладывает мое писание. Ты знаешь ведь, моя родная, что, когда я в рабочем состоянии, для меня весьма трудно что-либо делать помимо того, чем я занят. Машину я испробовал в Манчестере, как я тебе писал, вполне удачно. Это взяло 9—10 дней. Работа была очень утомительная. Днем мы испытывали. Ночью мастера работали и делали изменения и поправки. Условия для работы были тяжелые, страшный шум завода, к которому я не привык, сильно утомлял. Кругом тебя в испытательном отделении испытывали массу машин одновременно. Короткие замыкания, взрывы вполне часты. Это все не особенно опасно, но неожиданность звука неприятна. Шум такой, что самого себя не слышно. Распоряжения приходилось отдавать, крича в ухо. Страшная нервная напряженность повышалась тем, что я был ответствен за результаты испытания, и если бы машину разнесло, то завод не отвечал. Поэтому я очень осторожно делал испытания. Постепенно повышал нагрузку и после каждого испытания — аккуратные промеры частей. Со стороны завода я встретил большую помощь и поддержку. После конца работы ежедневно я обычно ехал к Уокеру или Коузоу и обсуждал результаты. Так в день работал до 14 часов. После всего этого испытания я два дня ходил, как будто меня кто-то обухом по голове огрел. Слава богу, все сошло более чем благополучно, но я так устал, что даже не могу радоваться. Крокодил был очень доволен. Так, более трудное и ответственное прошло хорошо, но впереди много еще работы. […]
Теперь довольно о себе. Меня очень смущаешь ты. Ты чересчур много работаешь, и весь отдых пойдет насмарку, если ты будешь так продолжать. Если ты не перестанешь это делать, я перестану совершенно писать. […]
Кембридж, 26 июня 1925
Эти последние дни были очень занятые, так как моя машина пришла сюда, в Кембридж, и ее разгружали и ставили на фундамент. Она весит около 700 пудов, и ты можешь себе представить, что это была большая работа. Начали разгружать ее в прошлую субботу в 4 часа вечера и кончили только в 2 часа ночи. Были выписаны специальные рабочие из Лондона, и они работали с большим искусством. Всего эту работу делало 6 человек. Они привезли с собой из Лондона стальные катки, домкрат, брусья и пр. Было так интересно смотреть на их работу, что Крокодил присутствовал от начала работы до 11 часов вечера. Теперь машина стоит, болты зацементированы, и после того как я вернусь, она будет пробоваться. Даст бог, все и далее пойдет благополучно.
Сегодня я долго сидел у Крокодила, болтали на житейские и научные темы. Он очень мил ко мне, так как доволен результатами испытания. […]
Ливерпуль, 10 августа 1925
Пишу тебе из Ливерпуля, куда я приехал, чтобы женить Чедвика [45]. Свадьба завтра, и я тебе пришлю свой портрет в цилиндре и визитке. Пока тут очень занятое время. Все приходится наряжаться — то в смокинг, то в визитку, — присутствовать на ленчах и обедах. В среду еду обратно в Кембридж.
Мне не подвезло с этой свадьбой. Первое — расход денег, второе — расход времени. Оба весьма некстати. Я, как шафер, а тут только один [шафер], несу целый ряд ответственных обязанностей и представляю жениха после его отъезда. Дело в том, что на английской свадьбе жених и невеста уезжают сразу после церемонии и я остаюсь забавлять гостей. Приглашенных тьма — 140 человек. Прием в саду и в палатках. Не знаю, как это все будет. Даст бог, позабавлюсь.
Сейчас пришлось остановиться в самой шикарной гостинице, это мне не особенно приятно для кармана. Но, слава богу, цилиндр покупать не пришлось, занял. Оказалось, у Фаулера [46]голова моих размеров.
В последние дни на меня свалилось еще одно удовольствие. Приехал Сиротин, он, кажется, заходил к тебе. Это тот профессор из Минска, который приехал работать в Кавендишскую лабораторию. Он вообще ничего, славный парень, но ни бельмеса по-английски. Это чрезвычайно неприятно — приходится разговаривать за него.
К тому же тут еще пиши тезисы (на феллоу [47]) и веди научную работу. Господи боже мой!..
42
Александра Иеронимовна Стебницкая, сестра матери П. Л. Капицы, окончила математическое отделение Высших женских Бестужевских курсов. До Октябрьской революции преподавала в гимназии и в вечерней школе для рабочих. После революции работала в школе и на рабфаке. Жила вместе со своими сестрами, Верой Иеронимовной Редзько и Юлией Иеронимовной Стебницкой, которые по состоянию здоровья не могли работать. У В. И. Редзько было два сына и три дочери, у Ю. И. Стебницкой — сын. Основную тяжесть по содержанию этой большой семьи несла Александра Иеронимовна. Постоянную помощь этой семье оказывали Ольга Иеронимовна и Петр Леонидович.
44
В июле 1924 г. в Кембридж приехала О. И. Капица вместе с женой старшего сына Наталией Константиновной и внуком Леней. Они гостили у П. Л. Капицы до апреля 1925 г.
45
Джеймс Чедвик (1891—1974), английский физик, лауреат Нобелевской премии (1935). В 1924 г. был назначен заместителем директора Кавендишской лаборатории. В этом же году П. Л. Капица стал помощником Резерфорда по магнитным исследованиям.
46
Ральф Говард Фаулер (1889—1944), английский физик-теоретик. Был женат на дочери Э. Резерфорда.