– Мальчик знает об этом?
– Да. Он большой любитель подслушивать. Если бы я давал ему официальную рекомендацию, я бы направил его в ЦРУ.
– Но с ним ни разу не поговорили обстоятельно? Дело в его отце?
– Верно.
– Вот это да!
– Довольно скоро женился второй раз. Должен предупредить тебя, Диана, что его отец – трудный клиент.
– Ты никогда не подумывал о том, чтобы изменить профессию: заняться распродажами?
– Диана, мне действительно нравится этот мальчик, жалко смотреть, как он пропадает. Не хотелось бы передавать его какому-нибудь провинциальному врачу, у которого в одном кармане бутылка змеиного масла, а в другом – список наиболее вероятных фаворитов на скачках.
– Спасибо за комплимент.
– Прекрати! Сама знаешь, что пропишет рядовой терапевт: несколько хороших доз метилфенидата и радикальную реиндокринацию.[6] Оставим их в покое! Так сделаешь это? Для меня? Пожалуйста!
Конечно, они оба уже понимали, что она согласна, но оставался вопрос: как? Ее расписание действительно было забито до отказа. Чтобы высвободить время для Джонни, ей пришлось бы обделить вниманием другого пациента и распределить свое время так, чтобы оно уподобилось тем тонюсеньким золотым пластинкам, из которых изготавливают себе кольца камбоджийские гангстеры в Лонг-Бич, уменьшенной копии Пномпеня.
– Можно высвободить время только по воскресеньям между двумя и тремя ночи, – сказала она Фрэнку.
– Спасибо, доктор. – Он говорил спокойно, в его голосе звучала искренняя благодарность.
Положив трубку, Диана поняла, что приняла решение после его слов: «Мне действительно нравится этот мальчик». В них звучало восхищение, сознание своей беспомощности и искренняя привязанность. Она попалась на эту удочку. Диана всегда доверяла Фрэнку. В течение двух лет после окончания учебы длился их платонический роман, и временами Диане случалось жалеть о том, что он не перерос в нечто большее.
Вошла Джулия. Взглянув на Диану, догадалась, что у нее появился новый маленький пациент, и просияла.
– Только что прислали факс из полиции, – сказала она, протягивая несколько листов бумаги. – Помнишь, ты запрашивала информацию о Рамоне Поррасе?
Диана пробежала глазами перечень подвигов Рамона: «Нанесение тяжких телесных повреждений… ограбление… вооруженное нападение, рассмотренное судом как уголовное преступление класса С… развод…» Развод?! Диана не сразу поняла, в чем дело.
Последний лист был копией свидетельства о расторжении брака с печатью семейного суда[7] округа Ориндж: Эдвин Херси versus[8] Ровены Линды Херси. После долгого молчания Диана произнесла:
– Джулия… У меня что-нибудь назначено на субботний вечер?
– Во всяком случае, я в этом не участвую, дорогая.
Последовала еще одна длинная пауза.
– Вскипяти воду, – попросила Диана, – я хочу настоящего крепкого китайского чаю. Только на этот раз, прежде чем заваривать, убедись, что вода действительно вскипела.
– Слушаю и повинуюсь.
– Перестань паясничать и принеси мне историю болезни Рэчел Лайн. Заодно приготовься поразмыслить.
Но возможности поразмыслить за чашечкой чая им не предоставилось. Десятилетняя Рэчел Лайн и ее матушка уже ждали в игровой комнате, и через пару минут Диана шагала по коридору, пытаясь по дороге восстановить в памяти все, что она знала о детском энурезе.
Привет всем!
Меня звать Тобес.
При крещении меня назвали Тобиасом, но можете называть меня Тобесом. Как все. Вы уже наслышаны обо мне от Дианы, не сомневаюсь. Она расскажет все, что знает, только она не знает меня как следует, еще не знает. Но придет время – узнает получше.
Так же, как и вы. Хотя я еще и сам не знаю, кто – «вы».
Понимаете, доктор Диана заставляет всех своих подопечных вести дневник. Она велела и мне, и Рамону, и Билли, и Джесси записывать все на бумаге. Они так и делали; а у меня побольше смекалки. Я-то знаю, зачем ей все это понадобилось, понятно? Для вас. Для того, кому она докладывает. Наверное, вы – полицейские.
Я отказывался вести дневник. Что же заставило меня изменить решение?
Это долгая история.
Даже если вы копы, мы станем друзьями. Я это чувствую. Вы образованны, умны; может, вы и прочитаете всю эту писанину, а может, – и нет. Моя на то последняя воля и мое завещание.
Джонни Андерсон тоже пишет мемуары. Вот почему я передумал. Но я не собираюсь развлекать кого бы то ни было своими записями. Хотя бы и его.
В мемуарах ведь что хорошо: имеете полное право записывать только то, что вам по душе, и ничего больше. Можете рассказать обо всем. А можете и скрыть.
Доктор Диана велела Джонни записывать все. Дала ему желтые блокноты, вроде тех, которыми пользуются адвокаты. (Мне не раз приходилось иметь с ними дело.) Джонни должен писать в них каждый день. Он рассказал мне. Не понимает он, что мемуары должны храниться у того, кто их пишет, и ни у кого другого.
Помираю, до чего охота прочитать записи Джонни. Хочу знать, что он думает обо мне.
Доктор Диана ни разу не давала мне блокнота. Правда, я и покупать не стал. Можно ведь украсть, если нужно. Воровать легко, уверен, вам это хорошо известно. Воровать забавно. Воровать противозаконно.
Заморочил вам голову? Что ж, черт возьми! Так вам и надо! Как случилось, что такой приятный молодой человек, как я, познакомился с маленьким Джонни-сластеной Андерсоном?
Вот как. Слушайте.
Все началось не так давно. (В будущем собираюсь записывать по свежим следам, но на первый раз запишу по памяти. Не волнуйтесь: во всем, что касается Джонни, память моя безупречна.)
Итак. Вернемся назад и расскажем все по порядку.
Комната, куда я прихожу только спать, омерзительна. На юго-западе от центра, на пятом этаже, сдается в аренду, рядом – железнодорожная станция. Внизу – грязная забегаловка и прачечная самообслуживания. На окнах прачечной – металлические решетки с висячими замками. Из-за этих решеток невозможно как следует рассмотреть рекламные листки, расклеенные на стеклах и большей частью написанные на каком-то тарабарском иностранном языке. В этом доме кто только не живет: пройдохи корейцы, пройдохи ямайцы, пройдохи черные. Вперемешку, но каждый сам по себе. Единственный честный человек среди них – Правдолюбец Тобес Гаскойн, именно так, сэр. Если случится как-нибудь заглянуть ко мне (бьюсь об заклад, так оно и будет, явитесь с ордером на арест)… постарайтесь не дышать. Кайф клубится через доски пола. (Кайфом в этом городе называют наркотики. А знаете ли вы, что ирландцы называют «трепом» задушевный разговор? Я – парень образованный.)
Так вот, в комнате я провожу немного времени. Мое место на кладбище. В самой глубине его. На дорогу туда у меня уходит по меньшей мере двадцать минут. Она тянется с севера на юг, потом сворачивает вбок. Корт-Ридж со всеми его прекрасными большими домами остается наверху. Сначала идешь по тропинке. Потом по знакам, известным только мне.
Не ходите туда в одиночку – кладбище часто посещают…
Вокруг полно удивительно забавных людишек; возможно, вам с такими не приходилось иметь дела. К ним я отношу:
Наркоманов.
Бродяг.
Чокнутых.
Подростков, смывшихся из дома.
Подростков, которые на игле.
Пьяниц.
Извращенцев.
Гомиков.
Убийц.
Себя.
(Мне начинает нравиться эта писанина. Понятно, почему доктор Диана поощряет такие занятия.)
Я единственный, кто может найти на кладбище потайное убежище. Я могу найти его даже с завязанными глазами. Это – расчищенная в зарослях деревьев, виноградника, ползучих растений и дикого плюща площадка. В самой середке старого кладбища. Там, откуда оно когда-то начиналось. Земля здесь влажная из-за подземных родников. Когда идет дождь, роднички оживают. Земля становится топкой. Ничего не стоит в ней завязнуть, потому что на вид почва кажется твердой. В такие дни лучше пробираться туда кружным путем.
Иначе вообще не выберешься.
7
Семейный суд – действующий в ряде американских штатов суд, предназначенный для разрешения возникающих в семье проблем.