– Ты узнала парня на фотографии? – спросил Закон. – Ты знаешь его и скажешь мне, где его найти. Верно?
– Неверно, – отрезала Диана. – Он мой пациент и как таковой имеет право требовать, чтобы я не распространялась относительно его дел.
– Вот как?
– Так.
Теперь они ехали по ее району: поросшие травой холмы сменялись обнажениями горных пород и рощами широколиственных деревьев. На холмах паслись стада. Путешествуя по Европе, Диана побывала в Уэльсе, который напомнил ей здешние места. Только там за день выпадало гораздо больше осадков, чем в Южной Калифорнии за целый год. А сейчас, куда ни кинь взгляд, вокруг расстилался ее любимый изумрудный ландшафт.
– Как этот парень оказался твоим пациентом? – спросил Эд.
– Его направили ко мне по решению суда.
– Он тебе показался жестоким?
– Нет. Он просто безобидный фантазер, которому лечение может пойти на пользу.
– Вот и смотри, как работает твое новое подразделение: мы начали с того, что пытались выследить Бесто, теперь выясняется, что у него совсем другое имя. Где он, между прочим, живет?
– Подразделение создавали не для того, чтобы выуживать у меня секреты моих пациентов.
– Ну что ж, может, идея создания подразделения не такая уж и плохая. Этот полицейский участок катится в пропасть, нам нужна передышка.
– Пока в полиции работают такие, как Лео, ясно, почему у вас ничего не ладится. Следи за дорогой, Эд.
Он в расстройстве стукнул кулаком по рулевому колесу:
– Почему на каждом шагу ты создаешь проблемы?
– Предоставь это дело мне, и я выясню все, что тебя интересует, у… своего пациента, – заверила Диана.
– Послушай! Я уже говорил тебе, ты – не полицейский, ты – врач.
– А я уже говорила тебе, что я – более искусный полицейский, чем ты. И я докажу это.
– Как? – Эд повысил голос.
– Психиатрия – незаменимая помощница в процессе раскрытия преступления. Мое подразделение начнет работать, и увидишь, каких я добьюсь результатов.
– Ты писаешь против ветра.
– Так не стой с подветренной стороны… и не сбей этого велосипедиста!
Эд резко свернул в сторону.
– Диана, – сказал он. – Ты поставила меня в немыслимое положение. Как я буду смотреть в глаза своим товарищам в полицейском участке?
– Сошлись на меня. Я разъясню все, что связано с этикой, и расскажу, что, в отличие от полицейских, я кое-что раскопала.
Прежде чем Эд успел ответить, Диана потянулась к заднему сиденью и достала папку с фотографиями. Глаза двух пропавших без вести подростков невозмутимо смотрели на нее, не желая ни о чем рассказывать.
– Ты читал о совращении малолетних? – спросил она Эда.
– Кое-что.
– Тебе известно, что люди, которые в детстве подвергались сексуальному насилию, став взрослыми, сами становятся насильниками?
– Да. – Он нахмурился. – Ты хочешь рассказать мне кое-что о Бесто?
– Нет, забудь о нем.
– Тогда к чему упоминание о насильниках?
– Они чрезвычайно глубоко страдают от травм, нанесенных им в детстве. Большинство.
– И что же?
– То, что иногда они становятся опасны. Смертельно.
Он нетерпеливо пробормотал:
– Лучше бы ты объяснила, что имеешь в виду.
Диана пыталась придумать, как рассказать Эду о том страхе, который гнездится в глубине ее души. Но бездна уже пролегла между ними, и ее не преодолеть на «кемри».
В Джамале неожиданно было не так много народу. Очевидно, в связи с тем, что погода начала портиться и пошел дождь, люди, приехавшие из городов отдохнуть, покинули это место. Стоянка автомашин не была заполнена и наполовину. Океан искрился в солнечных лучах и, по контрасту с серой враждебностью, которая так поразила их час назад, сверкал сапфировым светом. Эд сменил свой рабочий костюм на что-то более подходящее для отдыха. Диана стояла в очереди за парой гамбургеров. Пока их жарили, она погладила чучело гремучей змеи в стеклянном ящике и в сотый раз рассмотрела картинки, иллюстрирующие историю самого крупного поражения Америки на море, которое она потерпела как раз у этого побережья, у Пойнт-Консепшен. Это уже стало джаламским ритуалом. Джалама-Бич никогда не менялась. В Джалама-Бич было весело.
Они с Эдом прыгали в волнах прибоя и были счастливы. Эд сделал вид, что собирается бросить ее в море, но в последний момент «пришел на помощь». Диана вцепилась в него, ее тело больше не сводило судорогой при его прикосновении. Тяжкие воспоминания поблекли, уступив место новым надеждам.
Пройдя с милю по берегу вдоль моря, они плюхнулись на песок и устроили короткий привал. Диана, охватив руками колени, смотрела на волны. На губах ощущался вкус соли, песчинки, выбеленные солнцем, щекотали ступни. Ей было хорошо – рядом сидел дорогой ей человек. Мысли ее блуждали. Она думала о несчастных, страдающих от голода людях, которым не дано наслаждаться этим великолепным днем. О шеф-поваре с синдромом Дауна, которого она видела в закусочной Харли. Наверное, он готовил сейчас барбекю и, уж конечно, не обращал никакого внимания на сиявшее на небе солнце…
У Дианы было серьезное, задумчивое выражение лица. Заметив это, Эд похлопал ее по коленке.
– О чем задумалась? – спросил он, наклонившись к Диане.
– О… я думала о том бедолаге, которого видела на кухне у Харли.
– О Монголе? – (Диана давно не слышала такого выражения.) – Он – не бедолага.
– Откуда ты знаешь?
– Потому что он – мой младший брат.
Она выпрямилась и, пораженная его словами, посмотрела на него. Эд, будто не заметив ее удивления, не отрывал глаз от морской глади. Они с Эдом встречались уже полгода до той роковой игры в теннис; она знала, что отец Эда – полковник в отставке, что его родные братья добились успеха своим трудом, что его воспитание было традиционно строгим, но он был окружен любовью, – идеальное сочетание, с ее точки зрения. Ни разу он не упоминал о брате с синдромом Дауна.
– Ты никогда не рассказывал мне о нем, – сказала с упреком Диана.
– О Кенни? – Он повернулся к ней лицом. Подняв брови, поразмыслил. – Нет, кажется, нет.
– Его госпитализировали? – допытывалась Диана.
– Господи, нет. Он живет дома, с родителями. Они очень любят его. – Эд пощипал колосистые травинки, росшие у его ног. – И я тоже.
Говорил он бодро, энергично, будто решил принести присягу на верность. Диане внезапно захотелось разделить с ним его воспоминания. Все. Она крепко сжала его руку.
– Знаешь, – продолжал он, – на Рождество он каждому делает подарки. Сам мастерит. И очень здорово…
Не глядя на Диану, он обнял ее за плечи. Она прижалась к нему. Нежность, звучавшая в его голосе, постепенно уносила прочь подлые воспоминания, которые так мешали ей жить: о ссорах в прошлом и, что еще хуже, о холодном сверхвежливом обращении после очередной неудачи в постели…
Когда он поцеловал ее, поначалу ей стало страшно; потом она почувствовала, как напряжение, сковывавшее железными цепями все ее тело, постепенно спадает.
– Не торопи меня, – пробормотала она, отодвигаясь.
– Не буду. Пока ты не позволишь мне хоть немного надеяться.
Какое забавно-старомодное, сентиментальное выражение. Все больше и больше освобождалась она от сковывавшей ее неловкости. Пора было возвращаться. Но она медлила. Ей трудно было подняться и покинуть это спокойное местечко, овеваемое чистым ветерком надежды, который преодолел тысячи миль и все же разыскал ее.
В конце концов, обняв друг друга за талии, они медленно побрели к машине. Сердце ее было переполнено до краев. Так много ей хотелось сказать Эду! Тем большей неожиданностью явились для нее его слова:
– Последний раз мы смешиваем личные отношения с работой, договорились?
Развалившись на переднем сиденье «кемри», он стряхивал с ладоней песок. Диана в изумлении уставилась на него. Она пыталась соотнести его слова с его поведением и с тем, что переполняло ее мысли в последние полчаса.