Сердце мое билось с таким шумом, что могло разбудить все кладбище Корт-Ридж, щеки пылали, все тело покрылось потом. Глубоко дышу, лежу на кушетке, закрыв глаза. Доктор Диана, обогнув свой стол, захлопнула ящики и рассеянно перебирает ручки, прочие предметы – словом, вообще не занимается делом. Этот мужчина, Кросгроу, будто сглазил ее.
– Итак, – наконец раздраженно произносит доктор Диана. – Как твои рисунки, Тобес?
– Прекрасно, – отвечаю ей.
– Не покажешь ли мне что-нибудь?
– Еще не готово.
Она подходит и садится, озабоченно глядя в сторону от моих ног. Мне это не нравится. Она сидит слишком близко, но я не могу посмотреть ей в глаза.
– Таким образом ты пытаешься объяснить мне, что меня твой рисунок может шокировать?
– Возможно, – не опровергаю я.
Небольшое отступление: добрая Доктор предложила мне рисовать сомнительные сюжеты. Она объясняет, что таким образом я выплесну из моего подсознания всю грязь. Доктор хочет, чтобы я изобразил на рисунках самую черную порнуху. И тогда мне станет легче на душе. Диана намерена изучить мои рисунки, чтобы установить причины, которые мешают мне наладить нормальные отношения с обществом. Стать полезным его членом. Мне забавно рисовать всю эту чернуху, но я ни в коем случае не собираюсь показывать ей свои произведения, понятно?
– Я не упаду в обморок, – уверяет она.
– Не сомневаюсь. – Голос мой дрожит, я все еще нервничаю. К счастью, предмет нашего разговора, естественно, заставил бы нервничать кого угодно.
Доктор Диана задает вопрос:
– А актерством в последнее время ты занимался? Тебе это пошло бы на пользу, понимаешь? В Оркате есть любительский драматический кружок, они проводят занятия раз в неделю. Я знакома с секретарем клуба. Заинтересовался?
Колеблюсь. Не говоря ни да ни нет.
Доктор Диана что-то записывает.
– Ты как-то упоминал, что любил фантазировать, переодеваться, когда был ребенком. Я одобряю это твое увлечение.
Фантастика. А моя капитанская форма, висящая на вешалке, и так далее…
– Вот как? – говорю, чтобы что-то сказать.
– Конечно. Это – форма бегства от действительности, от нее трудно отказаться, но от этого увлечения – никакого вреда.
Еще что-то записывает. Я не возражаю. Потом она спрашивает:
– Тебе становится легче после гипнотических трансов?
– Да. – Действительно. Удивительное состояние. Кайф, как от наркотиков, только без них. И вы, мистер Налогоплательщик, оплачиваете все это!
– Хорошо! Попытаемся еще раз, – говорит Диана.
Она переходит к обычному сеансу: чувствую, как наливаются веки, потом они становятся такими тяжелыми, что уже не открываются. Сознание отключается. Доктор продолжает считать ритмично, гипнотическим (именно так!) голосом. Мое дыхание замедляется. Отключаюсь. Я в трансе.
Однако я не сплю. Мой сон погубил бы весь эксперимент. Нам ведь предстоит извлечь из глубин моего подсознания то, что там надежно упрятано. Я нахожусь на грани сна и бодрствования, очень странное состояние. Но сегодня все не так, как обычно. Потому что занятие было прервано в самом начале, потому что Кросгроу украл у меня часть времени, потому что чувствую себя виноватым из-за того, что рылся в вещах доктора Дианы. Состояние транса все не наступает. Бездумно вкушаю кайф, и чем больше пытаюсь сосредоточиться, тем хуже у меня это получается.
Доктор хочет, чтобы я рассказал о каком-нибудь характерном случае из моего детства. Да, меня выгнали из средней школы, но все намного сложнее. Я вынужден был оставить школу, но…
Ну хорошо, об этом деле доктору Диане действительно следовало бы знать. Но я упрятал эти воспоминания очень глубоко. Они выводят меня из равновесия; как только мы приближаемся к этой теме, мое тело начинает извиваться, глаза вращаются, руки иногда сваливаются с кушетки. Мы оба понимаем, что пока это – запретная тема. Мы не можем прорваться туда. Я хочу и не хочу этого.
Меня выставили из средней школы, и в глубине души я знаю, по какой причине, но будь я проклят, если…
– Был мальчик, которого ты ненавидел, – слышу голос доктора Дианы, – ты ненавидел его… ты сыграл с ним злую шутку… шутка не удалась. Все погасло.
– Наоборот. Загорелось. – Мои руки двигаются независимо от моей воли, будто принадлежат эпилептику.
Не знаю, почему я сказал слово «загорелось». Наверное, захотелось сказать противоположное ее слову. А может быть, это очень емкое слово точно отражает суть случившегося: я начинаю выходить из транса. Мои веки чуточку приоткрываются. Она не замечает, конечно. Сидит, отвернувшись от меня. И те странные события, которые омрачили сегодняшнее занятие, буквально распирают мою голову. Напротив меня висит зеркало, оно расположено так, что в нем отражается экран компьютера Дианы.
На экране хорошо видны заглавные белые буквы на темно-синем фоне. Зрение у меня прекрасное. Невольно все больше отвлекаюсь от нашего занятия: все мое внимание приковано к зеркалу, к экрану. Сознаю, что доктор Диана задает мне вопросы, пытаюсь отвечать на них. Огонь, огонь, важный, жизненно важный огонь…
Одну за другой разбираю эти белые буквы на темно-синем фоне и переворачиваю их… только делаю это неосознанно. Происходит нечто сверхъестественное: как по-волшебству, без помощи переводчика, открывается тайный смысл написанного. Проходят минуты, не знаю, сколько времени, и вот что получается в конце…
1. Рей Артур Дуган, 20, Оркат-Хай, 25 апреля, файл 19.
2. Карл Дженсен, 19, Норд-Эбби-Скул, 4 июля, файл 25.
3. Ренди Дельмар, 19, Парадиз-Бей, Вашингтон-стрит, файл 26.
4. Гарольд Эндрю Лосон, 18, Норд-Стейт-Хай, файл 268.
5. Тобес Гаскойн, 20, Аркейд, 3, файл 21.
Микросхема записи защищена паролем – пароль?
Я молчу. Слышу, как карандаш доктора Дианы царапает по страницам блокнота. Потом она спрашивает:
– Когда ты впервые услышал об Алисе Морни?
Она задавала мне вопросы о моем тайном убежище уже много раз после того, как я впервые обмолвился о его существовании. Когда находишься под гипнозом, то сохраняешь какой-то контроль над своими словами. Но во время самого сеанса контроль этот ослабевает.
– В конце прошлого года, – нехотя отвечаю.
– Случайно?
– Да.
– Знает об этом кто-то еще?
Уже готов сказать: «Джонни Андерсон», но вовремя вспоминаю, где я нахожусь, и бормочу:
– Нет.
– Ты чувствуешь себя там в безопасности, правда?
– Очень.
– Ты там становишься другим человеком?
– Я… наверное.
– Никто не может разыскать тебя там?
– Никто.
– Даже я?
Эти слова прозвучали так тихо, что я не уверен, были ли они произнесены на самом деле. Но все равно отвечаю твердо:
– Даже вы.
– И как поживает Алиса?
– Прекрасно.
– Она все еще твой друг?
– Друг.
Пауза. Потом:
– Рассказывал ты Джонни Андерсону об Алисе?
– Нет.
Более долгая пауза, предполагающая, что она мне не верит. Уже не сомневаюсь, что Джонни проболтался о том, как я сыграл роль Алисы Морни, но все равно продолжаю врать.
– По-моему, это был очень удачный спектакль, как считаешь? – говорит Диана.
– Согласен. – Во мне все кипит от гнева. Какое право имеет эта женщина вмешиваться? Неужели она так ревнива, что должна завладеть им целиком?
– Хорошо, Тобес. Теперь я хочу, чтобы ты постепенно приходил в себя, возвращался из сна. – Голос Дианы плывет, завораживает. – Поверхность этого прекрасного спокойного озера становится все светлее, – говорит она, – солнце пригревает там, куда ты поднимаешься, поднимаешься, скользишь спокойно к поверхности из невозмутимых глубин…
Широко открываю глаза. Она уже отключает компьютер. К тому времени, когда, поднявшись на ноги, подхожу к ее столу, она уже очистила экран, который я читал раньше. На дисплей выводит мои записи.
– Кш! – отгоняет она меня с улыбкой. – Это мои секреты.
Смеясь, направляюсь к двери.
– Итак, – говорю ей, – в то же время на следующей неделе?