– Мистер Гаскойн (это Эдвин Херси, если вы еще не догадались), у нас нет разрешения на обыск, и мы не собираемся на данный момент получать его. Мы здесь только по вашему приглашению. Если вы попросите нас уйти, мы должны будем уйти. Но тогда все же вернемся позднее. Надеюсь, понимаете, о чем я толкую.
Киваю. Понимаю.
– Так вот, если бы нам удалось сохранить доброжелательный, спокойный тон нашей беседы, такое положение устроило бы нас как нельзя лучше.
– Ага, – соглашается Хряк. – Итак, для начала скажи нам, почему тебе нравится переодеваться в военную форму и краситься губной помадой.
– Играю в любительских спектаклях, – быстро отвечаю я.
– В какой пьесе?
– «Пёрл-Харбор».[48]
Оба полицейских удивленно произносят хором:
– Это кино. Никогда не слышал о такой пьесе.
Это их проблема. Жду, когда они разберутся с ней.
Эдвин рассуждает:
– Не знал, что есть еще и пьеса, думал – только кино.
Не отвечаю ему. Они, подняв брови, вопросительно смотрят на меня. Но я по-прежнему молчу. Знаю свои права.
– Разве солдаты в «Пёрл-Харборе» пользовались помадой? – спрашивает мистер Свиное Рыло, Свиная Задница.
– Актер, комиссар, всегда использует грим.
Сандерс открывает рот, чтобы объяснить мне мою ошибку: он не комиссар. Но вовремя соображает, что мне это известно. А потому захлопывает пасть.
– Оставим это, – говорит после паузы мой приятель Эдвин. – Не вернуться ли нам к основному вопросу? (Я начинаю испытывать нежные чувства к этому человеку, хотя и понимаю, что надо быть начеку. Они специально выводят меня из равновесия.) Вы работали у Харли Риверы в то время, когда пропали Лосон и Дельмар.
– Ну и что? – интересуюсь я.
– Возможно, существует связь между исчезновением этих ребят и заведением Харли. Мы знаем, что вы там работали, нам сказал Харли. Честно говоря, нам наплевать на ваши отношения с ним. Мы стараемся не ради налоговой инспекции.
– Говори за себя, – встревает с мерзким смешком Свиное Дерьмо. – Я работаю на них по три часа из восьми положенных. Неплохой, кстати, лазерный проигрыватель, откуда достал его? – спрашивает он, сменив тему разговора.
– Но те двое частенько заглядывали к Харли, и, похоже, ты был одним из тех, кто видел их в последний раз, – продолжает допытываться Эдвин.
– У вас есть доказательства этого?
Повернувшись, вижу, что детектив Сандерс держит в руках мой проигрыватель. Он грубо сжимает его и резко дергает шнур, соединяющий проигрыватель с динамиком. Хочу выхватить его у Лео, но он отклоняется в сторону и с издевкой говорит:
– Пожалуйста?.. – На этом слове он делает ударение.
Другой полицейский останавливает его:
– Послушай, Лео, мы теряем время.
– Скажи «пожалуйста», – настаивает, глядя на меня, Хряк.
– Пожалуйста, а не пора ли оставить меня в покое? – отвечаю я.
– Мистер Гаскойн (это Эдвин), я уже объяснял вам: мы можем уладить все тихо-мирно или вести дела по-другому. Так что вы…
– Если эта задница, ваш дружок, станет рыться в моих вещах, – возмущаюсь я, – тогда займемся этим в официальном порядке.
Они оба смотрят на меня, плотно сжав губы. Это плохой, плохой, плохой признак. Я где-то дал маху. Но потом Свиное Рыло, ухмыльнувшись, вразвалку направился к двери, где полотенцем прикрыт электросчетчик…
– Вот что скажу вам, – заявляю я, – я предпочел бы отвечать на ваши вопросы в участке, в присутствии своего адвоката. – Полная чушь со всех точек зрения, не говоря уж о том, что у меня нет адвоката. Но мне надо обязательно остановить Лео Сандерса, детектива, чтобы он не поднял полотенца. – И хотя мне нечего скрывать, – продолжаю нести околесицу, – но если вы прикоснетесь к чему-нибудь в этой комнате, стану преследовать вас в судебном порядке до Мексики и обратно.
Лео в удивлении останавливается. Эдвин смотрит на меня разочарованно. Он записывал что-то в блокнот. Теперь отложил его и закрыл колпачком ручку.
– Это ваш выбор, мистер Гаскойн, – говорит Эдвин. – У нас еще куча дел, надо повидаться с другими.
– Направленными решением суда на лечение, – ехидно ухмыляюсь я, – с щенками дока Дианы, да?
– Да, и по меньшей мере с дюжиной других.
– Это ты о ком говоришь – «щенки дока Дианы»? – с любопытством спрашивает Сандерс. – Кто они тебе?
– Мои друзья. Вместе лечимся.
– Джесси Браун? – уточняет Сандерс.
– И Рамон Поррас и Малыш Билли Райман; я знаю, что вы охотитесь за нашей четверкой, но не знаю почему. – Сердце у меня колотится, лицо горит, я заставлю их убраться отсюда. Но я должен все время что-то говорить, чтобы отвлечь внимание этого глупого жирного толстяка от моего полотенца, и, кроме того, я сейчас очень нервничаю.
– Пошли, Лео.
Они собираются уходить, но у двери Эдвин останавливается:
– Мы едем повидать Билли Раймана. Посмотрим, что ему известно об этом парне.
– Ага. – Лицо Сандерса светлеет. – Добьемся своего с заднего прохода. Как этот парень, который здесь остается. Не забудь свою помаду, малышка!
Сначала не принимаю его слов на свой счет. Нет, честно: не понимаю, на что он намекает. При чем тут задний проход. Помада… Потом меня озарило: он думает, что я педик, занимаюсь анальным сексом.
– Убирайтесь!
Не хотел я кричать на них. Но сорвался. Заорал изо всех сил. Эдвин кладет руку на плечо Лео. Хряк стряхивает его руку, его маленькие глазки горят яростью.
– Эй, парень, – внезапно задает он вопросик, – ты убил Дженсена? Убил Дугана, ты?
– Нет, не я, – отвечаю, растерявшись.
– Знаешь, кто это сделал? А? – напирает детектив.
– Нет, сэр.
– Знаешь. Выкладывай, выкладывай!
Сандерс так близко наклонился ко мне, что ощущаю на своем лице его дыхание. От него воняет… Хватает меня за рубашку, подтягивает еще ближе:
– Говори, парень. Давай. Давай. Давай.
– Диана Цзян, – выпаливаю я.
Лео Сандерс выпускает меня из рук. В обстановке происходят резкие изменения. Если до моей выходки Эд оставался безучастным свидетелем происходящего, наблюдал за всем с каким-то огорчением, теперь все изменилось. Он раздраженно говорит:
– Ты что же, обвиняешь своего врача в тяжком преступлении?
Тупо смотрю на него. Лихорадочно обдумываю, что сказать. Если так, например, ответить: «Позвольте объяснить вам, что здесь произошло, Эд, на случай, если в один прекрасный день вы прочтете мои записи. (Всё с большей уверенностью думаю, что такое вполне возможно.) Мне нужно было отвлечь Сандерса, я хотел, чтобы ваш напарник выпустил мою рубашку. Обвинил Диану, потому что знаю, что вы нашли ее визитную карточку рядом с телом. Мне показалось, что этим фактом выгодно воспользоваться, пусть даже это и дешевый прием. Но все провалилось. Рухнуло, потому что я вспомнил, слишком поздно правда, каким образом узнал о ее визитке. (Об этом не говорили ни по телику, ни по радио.) На кладбище я следил за вашими товарищами детективами. Вот и узнал об этой карточке. Но если бы я сознался в этом, вы поняли бы, что обычно я провожу там много времени. Это доставило бы мне массу хлопот».
У меня есть пачка визиток Дианы.
Вот влип.
Мысленно побеседовав с детективами, наконец вслух отвечаю на вопрос Эда:
– Нет, конечно. Не знаю, что на меня нашло. Плохо спал последнее время.
Но Эд настаивает:
– Это очень серьезное заявление, ты бросил обвинение в адрес женщины, занимающей официальное положение.
– У нее есть алиби, – неожиданно вставляет Сандерс. – Вот так.
Закрываю глаза, стараюсь придумать, как выбраться из этой ситуации. Слышу, как Эд переспрашивает:
– Что у нее есть?
Открываю глаза. Двое полицейских, забыв обо мне, уставились друг на друга.
– Да, – говорит Свиное Дерьмо с невинным видом. – Она была в Сан-Диего в тот уик-энд, когда убили Дженсена. Это проверено.
– Ты… ты проверял алиби Дианы Цзян, выяснял, где она была в ночь убийства?
– Надо было проверить всех. – Взглянув на меня, Хряк снова отвел свои блудливые глазки в сторону. – Не обсудить ли нам все это в другом месте, Эд?
48
Американская морская база на Гавайях, подвергшаяся сокрушительной бомбовой атаке со стороны японцев в 1941 г.