– Почему же не пойдет? – усмехнулся адвокат.
– У него и так хлопот полон рот. На нем висит не один Дженсен. Есть еще два трупа, а улик – никаких.
– Забавно… Но ведь вы получаете весьма ценную информацию…
– Ценную информацию? Какую именно?
– Это был Тобес, – выдохнул Харли. – Тобес Гаскойн. Он убил Карла.
На время все словно забыли о мистере Ривере. И Эд и адвокат с головой ушли в обдумывание следующих ходов; Диана почти физически ощущала, с каким напряжением работают их мозговые извилины. Однако после произнесенных им слов у него наконец-то появились благодарные слушатели.
– Повтори еще раз, – сказал Эд.
– Советую молчать. – Адвокат наклонился к Харли, но Ривера не обратил на него ни малейшего внимания.
– Пришел ко мне на следующий день… Сказал, что ему нужно алиби, понимаете? Говорит – позарез нужно. И еще сказал, что был на кладбище, когда Карл получил свое. Тобеса направили на лечение, приводов черт знает сколько… не хотел отвечать ни на какие вопросы об этом деле. Вот я и обеспечил ему алиби, как он просил. Тобес Гаскойн вполне мог убить Карла. Это на него похоже.
– И это все? – В голосе Эда звучала усталость.
– Нет, – ответил Харли, – не все.
Эд зевнул.
– Ведь все эти трупы обгорели, верно?
Глаза Эда сузились, и Диана знала – почему. Это была еще одна деталь, о которой не сообщали в газетах.
– Обгорели? Ну и что? – с деланным безразличием осведомился детектив.
– Тобес любил баловаться с огнем. Все время забавлялся с газовой горелкой. Один парень получил по его вине сильные ожоги. Пришлось отправить в больницу.
– Парень с синдромом Дауна?
– Да, Кенни, он самый.
Эд видел следы ожогов на руках Кенни. И Диана их видела.
– А Тобесу было наплевать. Он смеялся, когда Кенни обжегся.
Эд надолго задумался. Диана пыталась догадаться, что у него на уме. Но ни одна из ее догадок не подтвердилась. Потому что минуту спустя Эд спросил:
– Тобес любит классическую музыку, не так ли?
Харли кивнул.
– И ты ее любишь, верно?
Сначала Диана не поняла смысл этих вопросов. Потом вдруг вспомнила, что в ту субботу, когда они с Эдом ездили к Харли, в его комнате тихонько звучала музыка, кажется, Бетховен. Оказывается, Эд тоже обратил на это внимание.
– Я? Я – поклонник Малера.[63] – Харли засмеялся сухим, отрывистым смехом заядлого курильщика. – Да, да, поклонник Малера. И Брукнера[64] – тоже. Говорят, что нельзя любить сразу и Малера и Брукнера, но вы этому не верьте! Конечно, для посетителей приходилось крутить совсем другое. А вот я бы сейчас с удовольствием послушал Малера. Вторую часть Пятой симфонии.
– А Тобес? Какую музыку он любит?
Диана затаила дыхание.
– Тобес? Ну конечно, Вагнера.
И тут Эд удивил ее. Он принялся что-то напевать. Она знала, что он частенько напевает мелодии Гилберта и Салливана, но сейчас он напевал мелодию, которую они слышали по радио в его машине. Глаза Харли блестели. Он вскинул вверх руки и начал дирижировать; при этом хихикал, подмигивал, повизгивал от удовольствия.
– Да, – сказал, – да, великолепно… Хоть на Форуме исполняй.
– Что же это? – спросил Эд.
– «Летучий Голландец». Я лично поклонник «Кольца». – Харли откинул назад голову. И вдруг они услышали великолепный голос, густой красивый баритон – редкостная драгоценность, вставленная в никудышную оправу.
«Soll finden ich nach qualenvollem Leben in deiner Toeu die langersehte Ruh?»
Понурившись, он взглянул на Эда:
– Это «Голландец». В переводе звучит так: «Могу ль я обрести все, чего так страстно желаю, в твоей любви? После ада на земле»… Такая вот… ерунда. – И снова глаза его сверкнули. – Здорово, верно?
Диана поднялась.
– Дэниел, – сказала она, – мне надо уйти.
– Что случилось?
– Теперь я знаю… знаю самое худшее. Летучий Голландец – человек, обреченный на вечные скитания, покуда не найдет женщину, которая полюбит его так сильно, что согласится умереть ради него и тем самым спасти его душу.
– И что?
– А то, что Тобес нашел своего избавителя. И это Джонни! Которому всего лишь десять лет. Дэниел, где ближайший телефон?
«30 сентября.
Уважаемый мистер детектив Херси.
Я решил, что дальше делать. Нам дан один-единственный шанс на эту жизнь, а мой вот-вот исчезнет. Короче говоря: я тоже исчезаю.
Сейчас направляюсь в полицейский участок. Оставлю вам это письмо на столе, в конверте на ваше имя, а уж дальше сами решайте. Может, просто плюнете на все это. В конце концов, я и прежде обвинял доктора Диану, а потом хвастался этим, так зачем сейчас придавать значение моим словам?
Зайду к Джонни попрощаться. Это надо сделать. Итак, надолго расстаемся. Последнее „прости“. Навсегда.
Хотите знать, чем сейчас занят? Я в своей комнате, слушаю, как обычно, музыку, а сегодня еще и жгу благовония. Не знаю почему. Просто так надо. В комнате много цветов. Жаль расставаться с ними. Но не с Парадиз-Бей, – нет: я и так оставался здесь дольше, чем надо. Но цветы Южной Калифорнии не забуду до самой смерти.
Простите, если расстроил вас. Вы никогда не делали мне ничего плохого. Вернее, не слишком много. Но я сам не свой. Боюсь доктора Диану. От нее не жди добра.
И последнее. О Джонни. Не смог заставить себя рассказать Диане, как много он для меня значит, и самому мальчишке – тоже, но кто-то должен знать. Он – мой единственный настоящий друг, и я люблю его. Я не причинил бы ему вреда. Знаю, многие, может, даже и вы, подумают, что я просто хотел залезть к нему в штаны. Неправда. Мысль об этом вызывает у меня тошноту. Но… много чего случилось со мной в юности. Случилось очень много дурного. Знаю, что вся эта гадость и сейчас во мне сидит. Сомнительное прошлое. И оно мешает мне жить. Еще одна причина моего отъезда.
Передайте Диане „последнее прости“ от Тобеса».
Диана без устали набирала номер – линия занята. Как можно болтать по телефону, когда их сыну угрожает смертельная опасность? Что же это за родители? Ах да, они же не знают, что Джонни стоит на пороге Долины теней.
Диана накручивала диск телефона. Наконец трубку сняли. Это была Николь.
– Николь… Диана Цзян. Джонни в опасности. Не спускайте с него глаз, вы поняли?
– Да, но… О Господи…
– Слушайте внимательно. Поднимитесь наверх. Удостоверьтесь, что Джонни в своей комнате.
– Но я не могу…
– Сейчас же!
Диана услышала шаги… Это Николь поднимается по лестнице. Диана машинально взглянула на часы. 9.38. 9.38 и 40 секунд. И тут раздался крик.
Джонни увидел, что он стоит на их месте. Стоит в половине десятого. Их время. И он вышел к нему без тени сомнения, как будто никакого скандала вовсе не было. Вышел и сказал:
– Привет, я соскучился по тебе.
И Тобес сказал то же самое. Он крепко обнял Джонни. Потом хотел отстраниться, но мальчик повис на нем. Его нечасто ласкали. Папа не любит нежностей… Джонни крепко прижался к Тобесу и спросил:
– Почему ты так долго не возвращался?
– Дела, понимаешь?
– Да, – кивнул Джонни, хотя ничего не понял. Но он знал, что взрослым необходимо врать, иначе они начинают злиться.
– Ты должен мне помочь.
– Как помочь? Я… с удовольствием.
– Я говорю об алиби. Ты ведь уже делал это.
– Да, конечно. Я скажу, что ты был здесь, со мной. Но ты ведь сейчас со мной, разве не так?
– Верно, в каком-то смысле.
– Как это – «в каком-то смысле»?
– Джонни, хочу, чтобы ты сказал, что я был здесь, с тобой, прошлой ночью, вернее, утром в четыре часа.
– В четыре часа? Договорились.
– Так скажешь?
– Конечно.
– Ты, похоже, не очень рад.
– Я… не рад? А зачем тебе это?
– Зачем лгать?
– Ну да. Скажи, что ты такого сделал?
Тобес отстранился от него. Казалось, он избегал взгляда Джонни. Или о чем-то задумался. Потом сказал:
– Прошлой ночью я отправился к Диане и наделал там глупостей. Поэтому и хочу, чтобы ты меня выручил.
– Наделал глупостей? Каких?
– Каких глупостей от меня можно видеть? – Тобес принялся напевать. – Знаешь эту песенку? Знаешь? Мне она нравится.
63
Малер Густав (1860–1911) – австрийский композитор, чьё творчество подготовило появление музыкального экспрессионизма.
64
Брукнер Антон (1824–1896) – австрийский композитор, один из крупнейших симфонистов своего времени.