— Вот вы, Михаил Никифорович, часто меня критикуете. Спасибо, что не за глаза. Мало кто на такое способен. Кишка, видно, тонка. А вы можете. За это и уважаю. Особенно вам не нравится, как я отношусь к Горбачеву. Так вот, теперь мы самостоятельные, и он нам вообще не нужен. Надо чуть потерпеть — и его не будет. Скоро нам помогут. И кредитами тоже. Теперь их дадут только под меня. Конечно, придется кое в чем уступить. Задаром ничего не делается.
— И что же от нас теперь попросят, уж не мою ли Сибирь с вашим Уралом? — не удержался ехидный Полторанин.
— Опять вы за свое. Нет, торговать Россией я не собираюсь. Но здесь в узком кругу скажу: от старой системы с партийной монополией и государственной собственностью будем отказываться. Только тогда получим солидные кредиты. Кто не согласен, того не держу.
— Может, народ спросим? Как он на это посмотрит, в программе такого не было, — опять не умолчал Полторанин. Ершистым он был мужиком, но и смекалистым. За это Ельцин и держал его при себе.
— Спросим, когда надо. Правильно я говорю? — уже менее миролюбиво закончил Ельцин вопросом в сторону Бурбулиса.
— Именно так, Борис Николаевич, — подтвердил главный идеолог. — Народ пойдет за вами. Вам народ верит. А когда надо, и его спросим.
Потом, как вспоминает Полторанин, гости наперебой заговорили о ближайших планах. Каждый старался вложить в уши президента свою тему. Ельцин снисходительно слушал и молчал. В умении слушать молча, не перебивая, он был мастер. Видимо, это была стойкая привычка аккумулировать недостающие знания и информацию. Своего рода подзарядка. Только в один момент, когда кто-то стал агитировать за проведение народной приватизации, не выдержал и выдал потаенное: «На это не пойдем. Было производство государственное, станет народное. От такой перемены ничего не изменится. Продадим предприятия тем, у кого есть деньги. Таких немного. И это к лучшему. Когда меньше хозяев — с ними работать удобнее. А все станут хозяевами — начнут власти указывать».
Покинули остров пьяненькие гости за полночь. И почему в ту ночь не случилось там хотя бы слабенького цунами? Это был бы тот исключительный случай, когда локальное, прицельное бедствие пришлось как раз к месту и забросило эту компанию подальше от российских земель. И может быть, теперь эта ночь носила бы название Светлой. Но не случилось, как и многое позже. Видимо, мы пока еще недостойны таких природных и Божьих милостей.
Подобно депутату из Чувашии Леонтьеву, который назвал черным день избрание Ельцина председателем Верховного Совета. День 12 июня 1991 года, когда Ельцин стал президентом, с еще большим основанием можно было назвать следующим черным днем России. И он, к горькому сожалению, был не последним. Впереди страну ждали и черные вторники, и черные субботы, и черный август. Да и вообще в основном черные годы ельцинского президентства.
…Сбылись слова Николая Рыжкова, сказанные Горбачеву во время последней встречи: «Как только Ельцин изберется президентом России, он перестанет с вами считаться». Так и произошло. Рядом с союзными структурами появился параллельный центр власти во главе с еще одним президентом. Причем, в отличие от Горбачева, не бывшего фанатом власти, а лишь ее поклонником-любителем, Ельцин власть обожал. Его фальшивый пафос о защите советского конституционного строя в дни ГКЧП не мог скрыть того, что на самом деле его волновала лишь власть и безопасность собственной персоны. Известно, что задолго до этого события в случае угрозы был разработан план его бегства из страны с помощью американского посольства. А уж благополучие Горбачева и сохранность СССР, о чем он вещал, взобравшись на танк у Белого дома, заботили Ельцина меньше всего. Ведь если бы он стоял на позиции референдума 17 марта 1991 года о сохранении Союза, то обязан был, как президент республики — учредителя СССР, поддержать гэ-качепистов. Причем это давало ему почти стопроцентную возможность возглавить ГКЧП, а потом и Союз. О таких говорят — ловкачи. Ведь, выступая против путчистов, он тоже выиграл, но один. А все, в том числе и «спасенный» им Горбачев, проиграли. И Союз развалился. Он мог предотвратить эту катастрофу, если бы, повторим, думал не только о сохранении собственной власти. И, продолжая действовать в этом ключе, уже в Беловежской Пуще он довел ситуацию до полного абсурда, доказав еще раз, что в этом он не имеет себе равных. Зачем было «разводиться», если в это время Европа и мир объединяются?
О роли Горбачева и Ельцина в августе 1991 года написано горы и серьезной литературы, и не очень. Но редко кто за частоколом сложного события видит истинную роль этих деятелей и других лиц, в нем участвующих. Может, прав Горбачев, однажды сказавший, что всей правды о ГКЧП мы никогда не узнаем. Или правы те, кто утверждает, что августовский путч — дело рук самого Горбачева?
Если судить по логике событий, ведущих к ГКЧП, то его «родителями» следует считать их двоих, так как путч есть следствие борьбы за власть этих «титанов». С этим поспорить трудно. Если говорить о том, кто его спровоцировал непосредственно, то в этом пальма первенства, несомненно, принадлежит Горбачеву. Еще в марте, а потом в июле, перед отъездом в Форос, он приказал подготовиться к введению чрезвычайного положения. А впоследствии в самый острый момент, испугавшись возможного провала, как всегда, ушел в кусты и подставил своих простоватых придворных, которые продолжали добросовестно исполнять им задуманное. И даже позаботились о его алиби, объявив на весь мир, что он болен.
Истинные заговорщики не едут советоваться с «жертвой» о своих преступных намерениях и потом не летят докладывать «жертве», что Ельцин всех обставил и путч провалился. Вспомним безмятежное поведение Горбачева в «заточении», а также знаменитый ответ начальника форосской охраны полковника Толстого на вопрос горбачевской поварихи: «Как теперь Михаила Сергеевича обслуживать?» — «Обслуживать как президента, его никто не снимал».
Хотя не обошлось без провокации и со стороны Ельцина. Председателю КГБ СССР Владимиру Крючкову, как теперь бы сказали, главному модератору ГКЧП, в конце июля уже после отъезда Горбачева в отпуск стало известно, что президент России играет с Горбачевым в кошки-мышки. И что Ельцин намерен после подписания нового договора о конфедерации и упразднении СССР потребовать от Горбачева отстранения от власти руководителей всех его силовых ведомств, а потом отстранить и его самого. Так и произошло, но только четырьмя месяцами позже.
После разгрома ГКЧП и фактического лишения Горбачева власти Ельцин впал в «победную» депрессию и убыл отдыхать в Сочи. Но на этот раз паралич воли длился не так долго, как обычно. До него дошла информация, что Горбачев пытается взять реванш и формирует новое правительство. Возглавить которое предложил премьеру России Ивану Силаеву. Понимая, что дальше тянуть опасно, Ельцин возвращается в Москву и решает брать всю власть в свои руки. Благодаря хитроватому Шахраю были подготовлены и приняты такие поправки в Конституцию России, что теперь и съезд, и парламент, и правительство — все «ходили» под президентом. Получался взрывоопасный гибрид советской и президентской республик. Шумливые депутаты проголосовали за них, не понимая, что дают Ельцину полномочия покруче диктаторских. Через два года, в октябре 1993-го, поймут, но будет поздно.
Для того чтобы совершить задуманное, в конце сентября Ельцин отправил в досрочную отставку ненадежного главу правительства Силаева, но сам не стал сразу занимать этот пост. Затем в течение месяца изображал дело так, что никто не желает его занять и поэтому он вынужден назначить себя, любимого, председателем правительства. После этого Ельцин приступил к формированию нового, более либерального состава министров. Кроме того, добился с помощью еще послушного Хасбулатова от Верховного Совета права регулировать процесс реформирования экономики не законами, а его президентскими указами. Теперь он действительно обладал такими полномочиями, что любой диктатор позавидует. Тут-то и пригодились в качестве инструмента загодя обученные в Австрии «шопронские мальчики», готовые к любым экспериментам над уже одураченным перестройкой населением. Назначенному первым заместителем председателя правительства Бурбулису был поручен подбор кандидатов в министры из «шопронских мальчиков». Самого «золотого» из них Егора Гайдара он рекомендовал поставить на финансы, а также назначить вице-премьером, ответственным за экономическую реформу.