Поскольку санкции не привели к полной изоляции России от Запада, российское внешнеполитическое сообщество поляризовалось вокруг требуемого масштаба отчуждения Москвы от Запада. Силовики были особенно склонны рассматривать российско-американское соперничество по Украине как противостояние с нулевой суммой в стиле новой холодной войны. В октябре 2014 года Патрушев заявил, что США хотят обеспечить доступ иностранных государств к природным ресурсам России, и утверждал, что США используют санкции для сдерживания "растущей мощи России и других центров силы".118 Неформальные советники Кремля по вопросам внешней политики призывали к более умеренному подходу к взаимодействию России с Западом. В июле 2014 года Примаков призвал Россию воздержаться от ввода войск в Украину, так как Москва сможет взаимодействовать с "силами на Западе, которые хотят нормализовать отношения с Россией" и предотвратить резкое ухудшение отношений с западными странами.119 Караганов утверждал, что Россия не окончательно приняла антиевропеизм, и призывал к тому, чтобы конфронтация Москвы с Западом сопровождалась внутренними реформами.120
Тем не менее, существовал широкий консенсус по поводу того, что коллективный не-Запад стал основным вектором российской внешней политики. Кремль не связывал этот переход с западными санкциями, а наоборот, представлял его как признак неумолимой трансформации международной системы. Владимир Путин связал незападный поворот России с крахом однополярного порядка и заявил, что Россия пытается предотвратить "глобальные столкновения", которые обычно сопровождают смену мирового порядка.121
Стратегия России по сохранению статуса великой державы перед лицом западных санкций состояла из трех основных направлений. Первым планом было утверждение Россией своей гегемонии над самовоспринимаемой сферой влияния на постсоветском пространстве. Аннексия Крыма и необъявленная война на Донбассе не приветствовались ее региональными партнерами. Несмотря на союз с Россией, Беларусь улучшила свои отношения с Киевом: в августе 2014 года она обязалась поставлять Украине нефтепродукты и сняла взаимные торговые ограничения .122 Хотя увертюры Минска в отношении Украины были связаны с его посреднической ролью, участие Беларуси в визовых переговорах с Брюсселем и нежелание идти на эскалацию напряженности в отношениях с балтийскими странами показали ограниченность ее партнерства с Москвой.123 Казахстан с пониманием относится к проблемам безопасности России и признает широкую поддержку интеграции Крыма с Россией, но поддерживает позитивные отношения с Украиной, поскольку рассматривает Киев как ключевые ворота для коммерческих связей с Европой.124 Азербайджан решительно поддержал нерушимость границ Украины и осудил "экстремизм, радикализм и сепаратизм", что свидетельствует о его несогласии с поддержкой Россией сепаратистских ополчений Донбасса.125 Призывы Узбекистана к более активному взаимодействию Содружества Независимых Государств (СНГ) с Порошенко по реализации Минского протокола подчеркнули его желание проводить более независимый внешнеполитический курс, чем его соседи по Центральной Азии.126 Договор России о "союзе и интеграции" с Южной Осетией, который совпал с первой годовщиной аннексии Крыма, стал редким примером расширения сотрудничества на постсоветском пространстве.
Россия рассматривала наднациональную экономическую интеграцию как наиболее эффективное средство подтверждения своей гегемонии в ближнем зарубежье. ЕАЭС, образованный в результате заключения договора между Россией, Беларусью и Казахстаном в мае 2014 года, укрепил экономические связи Москвы с ее постсоветскими партнерами и отделил торговлю от разногласий во внешней политике.