Укрепление китайско-российского партнерства совпало с диверсификацией партнерских отношений России на Глобальном Юге. Укрепление отношений между Россией и Индией стало краеугольным камнем индо-тихоокеанской стратегии Москвы. Владимира Путина и премьер-министра Индии Нарендру Моди сблизило общее презрение к доминированию Запада в глобальных институтах, общее националистическое стремление обеспечить гегемонию над своими регионами и сопротивление либеральным ценностям.Презрение Индии к санкциям против России, которое совпадает с ее прежним сопротивлением односторонним мерам против Ирака и Ирана, и поддержка Москвой индийских территориальных претензий в Кашмире придали этому партнерству дополнительный вес. Во время их встречи в декабре 2014 года Моди назвал Россию "ближайшим другом Индии", пообещал работать с Путиным над созданием новой архитектуры безопасности для Азии и подписал с Москвой соглашения о сотрудничестве в области атомной энергетики, обучении индийских вооруженных сил российским министерством обороны и совместном строительстве самолета Sukhoi Superjet 100.139 Россия также пыталась укрепить свои отношения со странами АСЕАН, но ее солидарность с Пекином в споре по Южно-Китайскому морю и следование вьетнамоцентричной стратегии в Юго-Восточной Азии подорвали ее влияние.140 Саммит Россия-АСЕАН в Сочи в мае 2016 года и укрепление отношений Москвы с военным режимом Таиланда и Филиппин при президенте Родриго Дутерте помогли преодолеть эти недостатки.
Хотя Индо-Тихоокеанский регион был основой многополярной внешней политики России, Москва также использовала возможности для утверждения себя в качестве восходящей державы на Ближнем Востоке, в Африке и Латинской Америке. В то время как поддержка Россией Башара Асада ограничивала перспективы сотрудничества с Турцией, Саудовской Аравией и Катаром, нежелание Израиля критиковать аннексию Крыма и трения президента Египта Абдель Фаттаха эль-Сиси с США по вопросам прав человека создали для Москвы новые возможности. Координация действий России с Западом по реализации ядерной сделки в рамках Совместного всеобъемлющего плана действий (JCPOA), военное сотрудничество с Ираном в Сирии и противодействие военной интервенции в Йемене под руководством Саудовской Аравии в марте 2015 года укрепили партнерство Москвы и Тегерана. Доминирующее положение России на рынке вооружений и солидарность Москвы с авторитарными режимами, такими как Зимбабве при президенте Роберте Мугабе и Судан при президенте Омаре аль-Башире, позволили ей подписать девятнадцать соглашений о военном сотрудничестве в Африке после 2014 года. Растущее присутствие России в сфере безопасности в Африке, которое в конечном итоге распространилось на развертывание ЧВК группы "Вагнер", совпало с расширением экономического присутствия Москвы в горнодобывающей промышленности и гражданской ядерной энергетике. Хотя экономическое присутствие России в Латинской Америке исторически было сосредоточено в Мексике и Бразилии, сочувственное отношение левых режимов к ее политике в Украине позволило Москве расширить партнерство с Кубой, Боливией, Никарагуа и Венесуэлой. В ответ на критику НАТО в адрес российской военной интервенции на Донбассе, российские военные совершили полет дальних бомбардировщиков в Мексиканский залив, что подчеркнуло их желание военным путем противостоять доктрине Монро.141 Хотя амбиции России по проецированию глобальной силы имели неглубокую экономическую основу, война в Украине позволила ей представить себя в качестве "виртуальной великой державы" на мировой арене. Эта проекция статуса великой державы ускорится в годы, предшествовавшие вторжению в Украину в феврале 2022 года, поскольку отношения с Западом продолжали неумолимо ухудшаться.