Во второй половине XIX века Европа буквально кипит в котле индустриальной революции, активно развивается банковский сектор, научный потенциал развитых стран выходит на высокий, до того немыслимый уровень. Открытия в физике, химии, биологии, математике, военном деле и других науках следуют одно за другим, создавая теоретическую базу промышленного развития. Возникают новые научные дисциплины, образовательный уровень народа также не стоит на месте. Идет не только активный захват заморских территорий и не только постепенно создаются предпосылки для развития капитализма, но создаются условия для его трансформации в высшую стадию, стадию империализма, которая оказалась настолько жизнеспособной, что сохранилась и до наших дней. Кроме этого, идет невиданный расцвет теоретической мысли, ум окончательно вырывается из жестких рамок феодального общества и мышления. Развиваются не только наука и техника, но и гуманитарная составляющая. Развитие техническое идет рука об руку с развитием казалось бы отвлеченных, не связанных с обществом наук, таких как социология, философия, история и другие. И тем не менее, именно в XIX веке, техническая революция сопровождалась взрывом философских, политических, социальных течений, учений и идей. Именно они стали почвой, из которой выдут ростки теорий Маркса, Энгельса, Ленина.
А вот в патриархальной России второй половины ХIХ века царит относительная тишь, да благодать. Лишь только-только объявлена крестьянская реформа, упразднившая рабство в Российской империи. Она возвещалась Манифестом об отмене крепостного права от 19 февраля 1861. Основными причинами реформы стали кризис крепостнической системы и крестьянские волнения, число которых только в период с 1855 по 1860 год составило 474, и почти критическое отставание в индустриальном, научном и образовательном развитии. Патриархальные формы крепостного труда уже не соответствовали изменившимся общественным условиям: крепостной труд был мало производителен и невыгоден. Всегда с моральной точки зрения, продажа человеком человека выглядит неприглядно, но о об этом позорнейшем явлении наши правдолюбцы монархисты и сторонники России, которую мы потеряли, предпочитают не вспоминать. Для них прелесть и безупречность царизма скрываются в горностаевой мантии государя императора, во французской булке, которой меланхолично хрустит барышня-крестьянка, да малиновом звоне шпор заезжего поручика. Но достаточно почитать объявления в газетах того времени, где не стыдясь ничего и никого, крепостники предлагали на продажу людей, оптом и в розницу, чтобы понять. что хрустобулочная идиллия не имеет ничего общего с реальной Россией. Вот, например, ‘‘Московские ведомости’’ за 1800 год. ‘‘Продаются за излишеством дворовые люди: сапожник 22 лет, жена ж его прачка. Цена оному 500 рублей. Другой рещик 20 лет с женою, а жена его хорошая прачка, также и белье шьет хорошо. И цена оному 400 рублей. Видеть их могут на Остоженке, под N 309… Продаются шесть серых молодых лошадей легких пород, хорошо выезжанных в хомутах, которым последняя цена 1200 рублей. Видеть их можно на Малой Никитской в приходе Старого Вознесения’’. Человек ценился дешевле лошади. Логика помещика была проста, как грифельный карандаш: русский крепостной давал дохода немного, ценился он дешево. Дешевле собаки для псовой охоты. Если десяток людей можно обменять на щенка, то легко заставить крепостную кормить его грудью. Щенок-то всяко дороже человеческого детеныша стоит. Совсем как в современной России, где олигархи и власть готовы продать свой народ за яхту или шахту. Да и в СМИ часто читаем: команда N купила игрока за 1 миллион рублей. И все довольны. А особенно доволен раб, которого купили.
Особо следует упомянуть и о том позорном факте, что крепостниками выступали не только государство и дворянство, но и церковь. Исторические документы свидетельствуют, что в 1590 году патриарх Иов ввёл барщину на всех патриарших землях. Его примеру сразу последовал Троице-Сергиев монастырь. В 1591 году крупнейший землевладелец – Иосифо-Волоцкий монастырь - перевёл всех крестьян на барщину: ‘‘И которые деревни на оброке были, и те ныне пахали на монастырь.’’ А 9 марта 1607 года последовало ‘‘Соборное уложение о запрещении перехода крестьян,’’ принятое Шуйским вместе ‘‘с отцом своим Гермогеном патриархом, со всем освященным собором.’’ В погоне за крепостными душами и за экономическими выгодами, церковь дошла до того, что с крестьян требовали и исполнения барщинных работ, и поставки продуктов сельского хозяйства, промыслов, и денежных поборов. Так, в челобитной крестьян Савво-Сторожевского монастыря названо до 30 денежных и натуральных поборов. Крестьяне Волосова монастыря Владимирского уезда должны были платить до восьми разновидностей денежных поборов, обрабатывать свыше 80 десятин пашен и поставлять в монастырь продуктовый оброк (скот, птицу и т.п.). Подобное положение было в сотнях монастырских вотчин. Резко возросли во второй четверти XVIII в. различного рода работы крестьян по заготовке строительного материала для монастырских построек, по заготовке дров, ремонту церквей и хозяйственных помещений. Просвещенная монастырская братия наряду с традиционным хлебом в зерне и печеным хлебом, наряду с мясом, салом, медом, крупами, куриными и гусиными яйцами, солеными и сушеными грибами требовала с крестьян и таких оригинальных поборов, как ягоды шиповника или живые муравьи по полфунту с души мужского пола. (История России / Институт российской истории РАН, под ред. член-корр. А.Н. Сахарова. – М.: АСТ, 1996. – С. 161-162). Но, следует подчеркнуть, что с одной стороны, были высшее духовенство и монастыри, которые являлись крупнейшими землевладельцами, а с другой было низшее духовенство – по достатку и условиям жизни близкое к крестьянам. Массовые выступления монастырских крестьян в 1760-е годы способствовали тому, что 26 февраля (8 марта) 1764 года указом Екатерины II была проведена полная секуляризация церковных земель и около двух миллионов душ монастырских крестьян перешло в ведение Коллегии экономики. Халява для высшего духовенства закончилась победой государства. Тем же, кто захочет обвинить меня в очернении православия, хочу указать, что я обрисовал не православную церковь, как институт паразитирующий на народе, а лишь прослойку людей, находившихся на высших постах в церковной иерархии и стремившихся обобрать ближнего своего прикрываясь принадлежностью к церкви. Церковь, как учение, и люди, примазавшиеся к ней ради выгод, это две большие разницы.
Не стоит сбрасывать со счетов и позорное поражение царизма в Крымской войне. Превосходство англо-французской коалиции в экономической и военной сфере привело некогда одну из развитых держав к катастрофе. Военное поражение, как никогда наглядно, показало порочность крепостничества и критическую необходимость перемен. Причины поражения, если не считать крепостничества, брали истоки в разнице стартовых позиций по времени, в неразвитости транспортной инфраструктуры, в практически абсолютной и неконтролируемой власти дворянства, в сдерживавшии частной инициативы. Зато в Западной Европе эти препятствия к моменту Крымской войны давно уже стали лишь историческим фактом.
Давно назревшая, но запоздалая реформа, открывала дорогу к развитию капитализма в России и к ее последующей индустриализации. К середине ХIХ века отставание России от передовых капиталистических государств в экономической и социально-политической сферах проявилось настолько явственно, что этого не могли не замечать высшие круги империи. Даже шеф жандармов А.Х. Бенкендорф видел в крепостном праве ‘‘пороховую мину’’, заложенную под государственные устои, о чем можно прочитать в его письмах и докладных на имя царя. События середины XIX века показали значительное ослабление России на международной арене, крепостное право уже настолько проявило себя главным тормозом на пути развития буржуазной системы, что не замечать этого мог только слепой. Для сравнения достаточно сказать, что в Европе процесс освобождения крестьян от крепостной зависимости прошел еще в XI-XIV веках, и как результат, она имела к середине ХIX века значительное превосходство в промышленном развитии. Зарождавшиеся мануфактуры, фабрики, мелкие кустарные производства получили в свое распоряжение огромный людской резерв, происходил процесс накопления технического опыта и внедрения технических изобретений, что позволило создать к началу XIX века не просто крупные производства, но и целые династии квалифицированной рабочей силы, что может быть только преимуществом при создании новых, более совершенных изделий. Промышленный переворот (переход от ручного производства к машинному), который в Европе в основном завершился еще в 1760-х - 1780-х гг., в России берет начало только в 40-е годы 19 века. Столь запоздалое вступление России в индустриальную эпоху и медленное осуществление промышленного переворота вело к экономическому отставанию страны и технологической зависимости от Запада. Была подорвана в значительной степени и финансовая система. Введенные при Екатерине II бумажные деньги обесценились, курс колебался в зависимости от того, какими серебряными монетами производился обмен, крупными или мелкими. В государстве не существовало устойчивого курса ассигнаций, его не могло установить само правительство. Попытки правительства уменьшить количество ассигнаций не привели к хорошему результату. Экономическая основа государства, где могло производиться все необходимое, отсутствовала напрочь. Да что говорить, если еще в эпоху Екатерины в российском экспорте совсем не было готовых изделий, только сырье и полуфабрикаты. Кстати, еще один пример, разбивающий доводы нынешних либерастов о том, что, якобы, только Советский Союз построил свою экономику на экпорте сырья. Однако, не следует думать, что Россия была уж вовсе отсталой страной, не имевшей собственных производств. Будь так, не смогла бы наша страна оставаться независимой, не стать колонией Запада, на что он стремился еще со времен раннего средневековья.