ЖЕНЬКИНА ЛЮБОВЬ
Женька родом из Сибири. Алтайский. Вроде как русский, но что-то есть в разрезе узких глаз, в морщинках вокруг них. Что-то скифское, азиатское. Сам сухой, крепкий, большеголовый. На Шукшина похож. Лицом высох. Как лиственница, потемнел. Жизнь его била, конечно, как деревенская тетка — ковер из избы. Вытащила, на веревке развесила и ну давай лупить со всех сторон, чтобы пыль всю выбить, чтобы как новый был. Из Женьки много пыли выколотилось. Очень. Из Барнаула в армию забрали после школы. Точнее, на флот Балтийский. Служил три года в Таллинне, когда еще одна буква «н» была[645]. В середине восьмидесятых. Потом поступил в мореходку, получил диплом штурмана. Поплавал малехо, да вот началась перестройка. Женька парень рисковый, сразу вписался в кооператив. Стал металлоломом заниматься. Сам. Сначала резал списанные траулеры. Потом с цветметом закрутился, благо в Эстонии завязки были. Приезжал в Ленинград, закупал, вез в Таллинн, продавал.
Поднялся быстро. И тут к нему товарищ по мореходке обратился:
— А давай в Казахстан махнем! Есть тема, тоже по металлу. Завод крупный стоит — нет сырья, нет заказов. Поехали! У меня там есть лобби в правительстве. Поддержат.
Ну а что? Дело интересное! И поехал.
То ли судьба баловалась, то ли действительно из Женьки гениальный менеджер получился, но к середине девяностых у них с товарищем было пять крупных металлургических заводов в Казахстане. По скромным оценкам, миллионов двести долларов. На счету в банке швейцарском — десятка. «Майбах» бронированный, дюжина охранников, дворец какого-то партийного хмыря приватизировал. Катался как сыр в масле. Джет арендовал, чтобы на выходные в Бангкок слетать, порезвиться с девчонками, в море искупаться. Ну и с аквалангом понырять. Любил Женька это дело, хоть и не профи был, но продвинутый любитель. И обратно в Алматы — работать, делать золото из железа и меди. Паспорт казахский справил. Даже каким-то лауреатом стал и членом Торгово-промышленной палаты.
Так продолжалось пять лет, пока однажды не заинтересовался этим делом кто-то из клана Назарбаева — то ли дочка, то ли муж ейный. И стали Женьку щемить. Предложили:
— Дай долю — семьдесят процентов нам, а остальное тебе с товарищем.
Женя говорит:
— Денег могу отстегнуть, а долю — никак. Ведь я же не один, у меня компаньон. Как я ему скажу: было у тебя двести миллионов, а теперь тридцать миллионов. Он же не поймет, так дела не делают, если на то пошло, давайте как-то погуманнее. Ну хоть пополам.
— Нет, — говорят. — Папа сказал: если на тридцать процентов не согласится, завтра будет десять. А послезавтра — пять.
Женя тогда весь на понтах был еще. И не согласился. Ну и началось: товарища из двух калашей расстреляли прямо в офисе. А Женьку арестовали — типа за незаконное предпринимательство. Еще пистолет подбросили в машину и для верности кокса пакет на особо крупный размер. Я не знаю, шмыгал Женька тогда или вообще не при делах, но явно полкило кокса в машине не возил. Многовато на одного. В общем, впихнули его в пресс-хату, и началось.
— Папа сказал: отдаешь все — и свободен. А если нет, то конфискуем по суду за неуплату налогов. И срать, что ты с казахским паспортом, ты не казах, на тебя законы не распространяются.
Продержали Женю в изоляторе полгода. Прессовали. Опустить пытались по беспределу, но Женя как волк — дрался до последнего. Быстро все понятия схватил — вот гениальный человек, в любой ситуации мгновенно ориентируется. Сибирское это у него. Кровь такая. Не смогли его сломать.
Я потом многие недели расспрашивал Женьку о тюремных порядках. Вот как человек из князи в грязи, с воли в камеру, из «майбаха» в автозак? Вот как не сломаться? Женька говорил:
— Надо глаза контролировать, чтобы страха не было. Убьют — ну убьют. Всех когда-то убьют. Кого суки в камере, кого водка, кого киллер, кого рак, ну а кого-то годы. Но если не хочешь раньше, не ссы, и, скорее всего, Всевышний поможет.
Женька уверовал тогда сильно. Он в камере стал свои молитвы читать. Непонятные какие-то: не то православные, не то буддистские — сам не понимал. Придумывались слова и горлом выходили. Как кровавая рвота, когда в очередной раз красные били, а он сверкал глазами и отбивался один против десятерых. Никаких приемов не знал, драться не умел. Просто рычал и выплевывал зубы, но пощады не просил. Сибиряк. Есть такие.
В конце концов следователь-генерал сам сломался. Решил заработать. Перевели Женьку в одиночку, дали оклематься пару дней и говорят:
645
В Советском Союзе столица Эстонии писалась с одной буквой «н» — Таллин. Затем, по требованию эстонцев, город стали называть Таллинн. С 1995 года распоряжением администрации президента России город снова пишется по-русски с одним «н».