В первые годы после падения коммунизма в СССР в России было много оптимизма. К сожалению, от этого оптимизма мало что осталось. Как это объяснить? Согласно недавним исследованиям, российские молодые люди чувствуют себя отчужденными, не понятыми их родителями, и, прежде всего, они считают, что к ним предвзято относятся. Некоторые обвиняют высокий уровень разводов и насилие в семье. Но остается фактом, что если до недавнего времени молодежь чувствовала оптимизм относительно экономического будущего своей страны, то теперь молодые люди ощущают скорее пессимизм в отношении их собственного будущего, возможности сделать хорошую карьеру и неплохо зарабатывать. Они чувствуют себя эксплуатируемыми. Они считают, что вне Москвы трудно найти удовлетворительную работу; в Москве возможности лучше, но и конкуренция здесь намного жестче.
Их отношение к политике очень противоречиво. Поддержка Путина и его стиля управления среди молодежи больше, чем у старшего поколения. Но только приблизительно 24 процента проявляют какой-то интерес к политике. Около 80 процентов не доверяют правительству, политическим партиям, парламенту и политике вообще. Это, кажется, вопрос одновременно и недоверия, и скуки. Их знания политики очень ограничены. Они считают, что Россия должна быть великой державой, которую другие не только уважают, но и боятся. И ею должна управлять сильная рука. Главная задача президента состоит в том, чтобы поддерживать порядок в стране. Самый популярный политик после Путина — Владимир Жириновский, что является печальным отражением их политической зрелости и моральных ценностей, их неспособности понять разницу между видением будущего своей страны и цирковым выступлением. Политические взгляды этого поколения в значительной степени сформированы правительственным телевидением. Эта идеологическая обработка была определена как «западный стиль развлечений минус демократия», который оказался довольно эффективным.
Опросы общественного мнения, проведенные в 2008 году, и более свежие, в 2014, осуществленные Левада-Центром, не показали значительных отклонений от этих тенденций. Напротив, рейтинг одобрения Путина после событий в Крыму и восточной Украине среди респондентов от восемнадцати до двадцати четырех лет повысился до 92 процентов, выше, чем в группах более старшего возраста. Была подавляющая поддержка демонстрации силы, почти полная идентификация с правительственной властью, и ненависть к врагам — Западу и украинским националистам. Более 70 процентов опрошенных россиян выражали свое удовлетворение тем, что Россия снова стала великой державой. Когда же их спросили, предпочли ли бы они Россию как великую державу, которую уважают и боятся другие страны, или как страну с высоким уровнем жизни, но которая при этом не была бы одним из самых сильных государств в мире, 56 процентов выбрали первый вариант. И снова среди групп более старшего возраста такой энтузиазм был несколько ниже.
С другой стороны, опросы 2014 показали почти полное невежество в области характера российского общества и его институтов; знания молодого поколения были ограничены их непосредственным окружением. По мнению значительного большинства, в России есть национальный лидер, решающий все важные политические проблемы настоящего и будущего страны; остальная часть народа не имеет на это никакого влияния, и нет никакой причины менять такое положение дел. Активное участие в политике для них не было темой обсуждения, как и необходимость каких-либо реформ системы.
(Цифры, приведенные в этом разделе, основаны на самом подробном исследовании темы, доступном в настоящее время: Денис Дафлон, «Молодежь в России: Портрет поколения в переходном периоде», 2009, Швейцарская Академия развития в сотрудничестве с Левада-Центром.)
Эти опросы не проясняют, в какой степени эти взгляды отражают постоянное состояние умов, считающееся нормальным. И они также не указывали, был ли этот патриотический и глубоко антидемократический подъем временным явлением, на который, вероятно, могли бы повлиять неудачи правительства на внешнем или внутреннем фронте. Они, казалось, показывали, что Путин и другие представители режима были правы, когда в дискуссиях с Западом они указывали на то, что существуют фундаментальные различия между западной демократией и специфическим российским типом «суверенной демократии».