Каков был решающий фактор в российских взглядах, и каковы были главные мотивы? Действительно ли это было желание защитить русскоязычных людей, живущих вне Российской республики, или же на самом деле это было желание восстановить границы Советского Союза, возродить старую империю?
Эти вопросы будут еще долго обсуждаться в будущем, когда будет больше известно о желании России интеграции с Западом и о позиции Запада по отношению к этому. Судя по доказательствам, доступным в настоящее время, российские заявления об «упущенной возможности» являются неправдивыми.
Несомненно, в интересах российских патриотов было бы возвращение статуса великой державы. Но так как Запад так долго рассматривался как заклятый враг России, не было ли неизбежно, что российская стратегия интеграции, будь она даже совершенно искренней, должна была бы расцениваться с определенной долей подозрения или, по крайней мере, сомнения? В то время Россия нуждалась в помощи, чтобы предотвратить свой полный крах: и должна ли была западная помощь включать восстановление старых границ Советского Союза? Заслужила ли бы такая помощь вечную благодарность России?
Некоторые российские аналитики чувствуют определенную неловкость даже в момент триумфа России. Как выражается Сергей Караганов:
«Сейчас Россия на пике мощи. Ближайшие годы усиления не сулят. Похоже, что Москва сознательно сместила фокус конкуренции с Западом с «мягкой силы» и экономической сферы — в сторону жесткой силы, воли и интеллекта. Туда, где она считает себя сильнее. Попытка пока принесла положительные плоды. Но для того, чтобы закрепить усиление хотя бы в среднесрочной перспективе, необходимо переформатирование экономической и внутренней политики, убыстренная смена элит, появление целей развития, разделяемых большинством, национальной идеи. Россия подготовилась. Развязана беспрецедентная со времен холодной войны антизападная кампания на телевидении, готовившая население. Появились современные вооруженные силы. Были и другие признаки надвигавшегося столкновения. Кризис на Украине ускорил его, послужил спусковым крючком, сделал практически неизбежным.
Промежуточные результаты благоприятны. Мастерски присоединен Крым. Захвачена и удерживается инициатива. Не признано руководство, пришедшее в результате переворота. Оставлена возможность непризнания будущих выборов, если они (почти неизбежно) будут проводиться в условиях беззакония, угроз со стороны вооруженных крайне правых. Не отвергнута теоретическая, но подкрепленная решениями парламента, возможность направления на Украину вооруженных сил в случае массового и кровавого насилия. В российском арсенале большой набор инструментов влияния — и экономических, и политических. И главное — Москва, похоже, на этот раз решила не отступать, пока не добьется своих целей. Такая стратегия несет высокие риски, надолго осложнит отношения с Западом, ослабит позиции России в отношениях с Китаем (уменьшится поле ее маневра), хотя и повысит моральный авторитет в глазах не-Запада. Если, конечно, Москва не проиграет».
Это интересные размышления, более пророческие, чем большинство исходящих в это время из Москвы. Начать массивную пропагандистскую кампанию сравнительно легко, но как создать новую элиту за короткий период? Отказалась ли Россия от соревнования с Западом в экономической области — и надеется ли она получить свои преимущества посредством «жесткой силы» и «политической воли»? Означает ли это войну? Если да, то какую войну?
Следует считать данностью, что даже при том, что Москва сместилась к агрессивной националистической, даже шовинистической политике, никто за пределами группы фанатиков-экстремистов на самом деле не хочет большой ядерной войны. Очевидно, в Москве есть некоторые люди, которые думают, что никакой конкуренции между Россией и Китаем не будет, потому что все, что хочет Китай, это возвратить Тайвань. Силы самообмана велики. Было время, когда Мао Цзэдун считал желательным, чтобы Россия начала войну с США, так, чтобы эти две сверхдержавы могли уничтожить или, по крайней мере, надолго вывести из строя друг друга.
Предполагая, что Россия сейчас на пике своей мощи, заявление, которое уже не так часто можно было услышать после экономического кризиса 2014–2015, разве не должна она была максимально использовать это обстоятельство? Что, если такая уникальная возможность больше не повторится? Но это было бы опасно, потому что, если Россия снова придет к состоянию крайнего перенапряжения, разве результат не стал бы точно таким же, что и в прошлом? Сможет ли она удержать то, что она получила во время благоприятного стечения обстоятельств? Любое территориальное приобретение, которое Россия сделала теперь или сделает в ближайшем будущем, будет означать рост внутренней поддержки существующего правительства. Но сколько времени продлится этот рост?