Россия — это не «недовольная держава», а наоборот, держава, стремящаяся усилить своё влияние в рамках существующего глобального миропорядка.[8] С другой стороны, быстро растущий Китай, всё ещё восстанавливающийся после унижений XIX века и катастроф XX века, чьё народонаселение составляет около 25 % всего человечества и который вносит огромный вклад в рост мирового ВВП, стремится обеспечить себе пропорциональную долю власти и богатства в основном за счёт переживающих закат держав Америки и Европы. Стремясь к широкому пересмотру глобального миропорядка — экономического, военного и политического — Китай всё больше и больше начинает представлять явную и серьёзную угрозу североатлантической гегемонии. Возможность мирного удовлетворения китайских притязаний станет одной из ключевых задач нашего века.
У России и Китая долгая история непростых отношений и взаимного недоверия, начиная с аннексии больших сибирских территорий за рекой Амур (один из неравноправных договоров с западными державами ненавистного XIX века) и заканчивая несколькими эпизодами военного противостояния во время правления Мао и Хрущёва. С учётом всего этого китайцы весьма прагматичны. И важно отметить, что из всех навязанных им договоров только договор с Россией был впоследствии одобрен Пекином, и при этом не обсуждались вопросы «священной национальной территории», а все неурегулированные пограничные споры были быстро похоронены в начале прошлого десятилетия.
Россия по-прежнему с осторожностью относится к Китаю, опасаясь за огромные просторы пустующей сибирской тундры (вряд ли китайцы стремятся заняться сельским хозяйством в условиях вечной мерзлоты, и в любом случае, в век ядерного оружия войны за территориальные приобретения XIX века кажутся безнадёжно устаревшими), и по-прежнему боится «жёлтой угрозы». Ответ Владимира Путина на мой вопрос на недавней конференции «ВТБ» подтвердил, что, наверное, из-за исторического чувства неполноценности перед Западом российское руководство продолжает смотреть на Европу как на модель своего развития, и ему ещё только предстоит полностью осознать, что центр тяжести мира переместился. В конечном итоге должна возобладать экономическая реальность: Запад — это прошлое, а Азия — будущее. России целесообразно опираться и на тот, и на другой лагерь.
Меня иногда спрашивают, может ли Россия конкурировать с Китаем. Ответ на этот вопрос очевиден: если самые развитые страны Запада не могут, то как это может сделать всё ещё перестраивающаяся Россия? К счастью, это вообще неважно: у России нет необходимости конкурировать с Китаем, поскольку эти две экономики в значительной степени дополняют друг друга (как отношения между Китаем и богатой сырьевыми ресурсами Австралией), а с учётом отсутствия сколько-нибудь существенного российского производства потребительских товаров длительного пользования (за исключением тщательно защищаемой автомобильной отрасли) на локальном рынке китайский импорт конкурирует не с российскими отечественными производителями, а с другими европейскими и азиатскими экспортёрами.
Несмотря на постоянные разногласия по цене на газ, первый этап Восточного нефтепровода в Китай уже введён в эксплуатацию. Торговля между двумя гигантами набирает обороты: менее 20 млрд. долларов в 2003 г., 55 млрд. долларов в 2010 году, а за прошлый год рост объёма товарооборота составил 40 %. Экспорт всё больше и больше оплачивается в юанях и рублях, а не в долларах США.
В то время как экономикам стран G7 в лучшем случае угрожает стагнация из-за увеличивающегося размера государственного долга, американские эксперты недавно взяли за привычку отмахиваться от быстрорастущего Китая, как от бумажного дракона. В конечном итоге долгосрочные политические союзы определяются не сантиментами, а экономическими реалиями. Для России Запад оказался не просто назойливым и ненадёжным партнёром, а партнёром, регулярно переоценивающим свои возможности. Несмотря на постоянное соперничество за влияние в Средней Азии, дипломатический союз России и Китая в Шанхайской организации сотрудничества и Совете безопасности ООН является мощным противовесом доминированию западных держав. Китайская прагматическая политика невмешательства положительно воспринимается в Москве, гораздо лучше, чем грубый и часто лицемерный тон западных держав.
Годы правления Ельцина были великолепными для нас, иностранцев, но, наверное, не столь великолепными для самих россиян, по крайней мере, для большинства из них. Хотя воспоминания о «большой вечеринке на грани апокалипсиса» будут сопровождать меня всю жизнь, времена изменились. Мы, жители западного мира, стали статистами. Наши паспорта и джинсы, даже возможность попасть в заветный клуб больше ни у кого не вызывают никакой зависти. Так и должно быть.
Остерегайтесь того, чего вы хотите! Величайшая надежда — мы, то первое, движимое идеологией поколение иностранных специалистов, которые были призваны помочь России стать «нормальной страной». И сейчас это уже приобретает черты реальности. Люди берут ипотеку, вступают в семейную жизнь, приобретают привычки и стремления среднего класса. Будущее кажется более осязаемым. Временной горизонт расширился от недель до десятилетий. После бурной юности, приютившая нас страна стремительно приближается к раннему среднему возрасту: среднеевропейскую страну со средним доходом, всё больше и больше осваивающую европейскую социально-демократическую модель. Не лучшую, но и не самую худшую в мире.
На самом деле, если оставить в стороне пустозвонство прессы, возможно, главной проблемой для России является не отсутствие демократии, а наоборот, её избыток. В 1990-х годах россияне требовали от государства только того, чтобы оно их оставило в покое. Времена изменились: крепнет и развивается вновь обретший голос средний класс, стираются из памяти воспоминания о прошедших лихих десятилетиях, правительство стало заботиться о рейтинге своей популярности и более чутко относиться к настроению общества. Россия быстро приобретает черты государства всеобщего благоденствия. И хотя она известна своей непредсказуемостью, вероятнее всего, она пойдёт по европейскому пути. Такой выбор кажется противоречащим интуиции, особенно в тот момент, когда европейской социальной модели угрожает неминуемый распад.
Но всё это будущее. А на момент написания этой главы Москва — единственный европейский город, в котором можно всё ещё чувствовать себя свободным. Итак, в заключение несколько слов моим российским друзьям, постоянно грозящимся переехать в Европу, которую я в отчаянии покинул 15 лет назад из-за бюрократизма и закостенелости, самоубийственной политкорректности и сокрушительной финансовой инквизиции. Великое будущее Запада — позади. Вперёд! Не жалейте сил и способностей! И удачи вам — на новом месте! Но я все-таки ставлю десять против одного — вы вернётесь гораздо раньше, чем предполагали…
Патрик Армстронг
В 1976 году получил степень доктора философии в Королевском колледже Лондонского университета (Англия), а в 1977 году начал работать в правительстве Канады в качестве специалиста по вопросам обороны. С 1984 года на протяжении 22 лет занимался изучением СССР, а затем России. С 1993 по 1996 гг. работал советником по политическим вопросам Посольства Канады в Москве.
Третий поворот
Оригинальная статья была опубликована на интернет-сайте Russia: Other Points of View в ноябре 2010 года[9].
В этом очерке высказывается предположение о том, что традиционные взгляды Запада на посткоммунистическую Россию прошли два цикла, а сейчас входят в третий. Тогда как первые два цикла были главным образом основаны на том, что хотели видеть обозреватели, третий цикл, кажется, в большей степени основывается на реальности.
8
Хотя некоторые могут утверждать, что Россия стремится драться «не в своей весовой категории», она в этом определённо не одинока. Примерами тому служат Франция и Великобритания. Эти бывшие великие державы продолжают поддерживать иллюзию своей геополитической значимости после того, как они давно утратили всякую реальную значимость.