На ставших враз ватными, ногах он медленно подошел к Орлику и опустился на колени, приподнимая его сухую породистую голову. Но конь был уже мертв, и его широко распахнутые в небо глаза уже не видели хозяина, с которым бок о бок он прожил почти пятнадцать лет своей нелегкой жизни боевого коня…
Впервые в жизни Путник заплакал: две скупые мужские слезы выкатились из его глаз и упали на морду верного друга и соратника….
- Ну, вот и кончилась твоя казацкая жизнь… - тихо произнес Путник. – Ох, и показаковали мы с тобою, брат мой Орлик! И где только не носила нас военная судьба, в какие дали не забрасывала… И вот нет тебя боле со мной… Погиб ты, меня от верной смерти спасая… Не знаю, братику, можно ли того желать коню, но ты ж мне братом был! Потому говорю, как думаю: упокой Господи душу раба твоего Орлика – достойного воина Христова. Да не осуди меня, Господи, что слова такие про коня молвил, ибо был он воином и погиб как воин…
Путник тяжело поднялся с колен, оглядывая картину боя.
Залпы батареи накрыли ставку Курбан-Бея с его верными нукерами, разметав и перемешав в кучу людские и конские останки. Передовой отряд басмачей был уничтожен полностью, лишь нескольким всадникам удалось уйти в пустыню.
Басмачи, атаковавшие тыл полка также были рассеяны и отошли, понеся тяжелые потери. Но отошли они не далеко, укрывшись за барханами. Разгоряченные боем, они решали, что делать дальше, внимательно слушая оставшегося в живых племянника Курбан – Бея, Адиль – Солтана, который предлагал идти на соединение с отрядом, ушедшим на Ургенч.
Горячая кровь бурлила в жилах, и некоторые моджахеды предлагали повторить атаку. Но Адиль - Солтан был опытным воином, он уже шесть лет ходил через границу, и понимал, что наличие у русских орудий приведет к новым, еще более жестоким потерям. Поэтому он категорически отверг это предложение и, обращаясь к лучшему стрелку – Назару, сказал:
- Ну-ка, выскочи на бархан. Посмотрим, будут русские стрелять или нет.
Назар сдернул с плеча винтовку и, передернув затвор, одним махом вылетел на верхушку бархана. Некоторое время он стоял, разглядывая поле боя, и вдруг приложил винтовку к плечу и выстрелил.
- Ты что сделал, ишак? – заорал Адиль. – Они же теперь не выпустят нас!
Медленно спускаясь с бархана, Назар растянул в улыбке щербатый рот:
- Выпустят, башлык [4], выпустят… Я их командира убил, который на арабском скакуне был, нас рубил. Куда они теперь без него?
- Ладно, уходим! – крикнул Адиль и хлестнул коня ногайкой.
Леонид повернулся лицом к барханам, за которыми скрылись басмачи. Его душу рвала мысль о том, чтобы немедленно начать изматывающее преследование банды, чтобы в коротких стычках уничтожить ее полностью, вырубая басмачей, отставших в пути, и делая наскоки на стоянках. Так пластуны поступали с отрядами германской кавалерии, уничтожая их полностью – до последнего всадника.
Обернувшись, Леонид сразу увидел на вершине бархана конника. Солнце слепило глаза, но он и так, не видя движений басмача, понял, что сейчас последует выстрел. Путник качнулся всем корпусом вправо, зная, что опытный стрелок будет целиться в грудь, поближе к сердцу, но, запнувшись о ноги погибшего Орлика, чтобы не упасть, инстинктивно выровнял положение тела. В тот же миг что-то горячее и тяжелое ударило его в грудь, опрокинув на труп Орлика.
Подскакавшие казаки мгновенно подхватили тело Путника под руки и быстро унесли его в развалины.
Глава 29
Орудия уже были развернуты в сторону барханов. Командир батареи Фаддей Феоктистов, который начал свою службу в далеком Порт-Артуре номером в орудийной прислуге, и командовавший батареей в германскую в чине подъесаула, быстро навел орудия за барханы и дал залп шрапнелью. Над барханами взметнулись в небо столбы песка с клочьями человеческих и конских тел. Фаддей произвел четыре залпа, израсходовав даже свой неприкосновенный запас – четыре снаряда, которые он всегда предусмотрительно оставлял для обратной дороги полка...
Немногим более сотни басмачей, которые лишились своих командиров, удалось уйти в сторону Ургенча на соединение с отрядом Ибрагим-Бека. Но под Ташаузом им навстречу попались лишь разрозненные группы разбитого в пух и прах отряда. До Аму-Дарьи басмачи шли, уходя от постоянно преследующих их красноармейских отрядов. Через две недели прорвались в Афганистан лишь пятнадцать человек – изнуренных дальней дорогой, жаждой и бескормицей, израненных и больных… Ушли, чтобы больше уже никогда не вернуться в родные края….
Доктор полка стащил с Путника, которого двое казаков удерживали под руки в сидячем положении, гимнастерку и нательную рубаху и обнаружил под ключицей маленькое круглое отверстие, из которого вытекло лишь небольшое количество крови. Но в спине выходного пулевого отверстия не оказалось. Лишь на правой лопатке багровела шишка, налитая черной кровью. Доктор понял, что пуля, пройдя под ключицей, изменила направление движения и, пробив лопаточную кость, застряла в ней. Понял доктор и то, что в этих условиях извлекать пулю без риска для жизни комполка нельзя. В то же время и транспортировать его с такой раной было смерти подобно. Доктор растерялся…
- Ну, что задумался, Иван Викентьевич? – спросил Сербин, который все время с момента ранения находился в сознании. – Давай, делай что-нибудь.
- Так ведь нельзя делать, командир, - чуть не плача от отчаяния, ответил доктор. – Грязь, антисанитария… А пулю нужно извлечь немедленно. Есть опасность внутреннего кровотечения. Кроме того, пуля застряла в лопаточной кости. Везти вас в таком состоянии нельзя.
- Да что ты заладил – то нельзя, это нельзя! – раздраженно прохрипел Сербин. Ему становилось все хуже и хуже. – Раз везти нельзя, оперируй здесь!
- Но как же… - доктор все никак не мог принять решение. – Нужна операционная, нужен обученный медперсонал…
- А твой фельдшер на что? Он у тебя не обученный, что ль? – Сербин злился, боясь впасть в беспамятство.
- Товарищ командир, - голос доктора дрожал. – Ну, не делаются такие сложные операции в таких безобразных условиях.
- Хорошо, - уже спокойней сказал Сербин. – Ты уверен, что довезешь меня живым до Термеза?
- Да как же я могу быть уверен? – доктор в недоумении развел руками и распахнул глаза так, что выпало и повисло на шнурке пенсне. – Ведь, если у вас открылось внутреннее кровотечение, да если еще легкое пробито, то…, тогда…. - доктор запнулся и замолчал, прекрасно понимая, что будет тогда.
- Тогда – смерть! – подвел итог Сербин. – Короче, так, доктор. Давай готовься и режь.
- Да ведь у нас и положить-то вас не на что! – не сдавался доктор. – И накрыть вас нужно на время операции чем-то!
- Положить командира есть на что, - вмешался в разговор Фаддей. – У меня два чехла для орудий совершенно новые – в зарядном ящике лежат. И простыни выстиранные, чистые - из госпиталя взяли перед походом для чистки орудий. Они прохудившиеся уже маленько, но, думаю, накрыть командира сгодятся? А от солнца сейчас тент натянем, а можно и палатку разбить.