Впереди ясно просматривался поворот налево, чем больше Тим на него смотрел, тем нестерпимее ему хотелось узнать - что там, за ним? Дорога дразнила его, поворот манил. В ногах появился невыносимый зуд. А синий огонек меж тем буквально взбесился: кружился в воздухе, брызгал искрами, пульсировал и пританцовывал в нетерпении. Он словно звал Тима побыстрее отправиться в путь.
Тим был совершенно один, если не считать искры. Пару минут, стараясь не поддаться искушению и не зашагать, отбросив все сомнения, по дороге, он размышлял, покусывая нижнюю губу, что же ему делать дальше. Идти назад или вперед? И если он пойдет назад, вернется ли в Москву? И какая это будет Москва - его или другая? В конце концов Тим решил, что лучше идти вперед. Может быть, искра приведет его обратно, только более длинным путем. Коротким путем не получилось, потому что там, в другой Москве, за ним охотится странный человек. Может, он отлавливает тех, кто внедрился в его мир? Ловит чужаков, таких, как Тим? Ну что ж, эта версия вполне годилась, за неимением других. Тим немного приободрился и воспрянул духом.
Если повезет, он вернется домой еще до того, как придет с работы мама, успеет навести порядок, выложить из коробок вещи и, может быть, искра останется с ним и будет показывать ему разные чудеса. И когда Тим пойдет в новую школу и найдет там друзей, то он посвятит их в тайну синего огонька. И, кто знает, может он снова покажет им светящуюся дорогу.
Поколебавшись долю секунды, он сделал первый осторожный шаг. Потревоженная движением, вокруг его ног завихрилась пыль. Она доходила Тиму почти до щиколоток, и вся переливалась, словно перламутровая. Тим отважился сделать еще один шаг, затем еще. Синяя искра медленно летела впереди. От нее шел ровный свет, Тим отбрасывал на дорогу четкую, будто нарисованную, тень.
Каждый шаг Тима сопровождался пылевым вихрем, и когда он оглянулся, перламутровая пыль медленно-медленно оседала на дорогу. Тим почувствовал себя первопроходцем, первым человеком на Луне, первооткрывателем загадочного белого пятна.
Наконец, Тим дошел до поворота и с замиранием сердца зашел за него. Серое марево над головой просветлело, а серые тени по сторонам обрели темно-зеленый оттенок, в них проступили очертания гигантских деревьев. Действительно, в обе стороны от дороги уходил лес, очень плотный, темный и древний.
На дороге не попадалось ни одного указателя. Единственный способ узнать, куда она ведет - продолжать путь, шаг за шагом, вперед, туда, куда уверенно вел Тима синий огонек.
Внезапно что-то справа, среди гигантских стволов, привлекло его внимание. Какое-то неуловимое движение. Тим встал. Огонек тоже остановился и замигал. Тим принялся всматриваться в лесной сумрак, между лопаток ползли мурашки. Неужели там кто-то есть?
Где-то, на границе слуха, Тим услышал зовущий голос.
- Сынок...
Голос был похож и не похож на мамин. У Тима забилось сердце. Он напряг слух.
- Ау, сынок, где ты? - снова послышалось где-то очень далеко. Зов был полон невыразимой тоски.
Мама? Облегчение, радость, надежда, тревога, вина - все это разом нахлынуло на Тима. Он стремглав кинулся в лес.
- Мам, я тут! - крикнул он изо всех сил, продираясь напролом сквозь ветви.
- Тут... тут... тут... - печально повторило то ли эхо, то ли мамин голос.
Тим перешел на шаг, прислушался.
Если на дороге царило безмолвие, то лес был полон странных приглушенных звуков: шелеста, шорохов, урчания, стонов, треска. Они будоражили, тревожили. Лес кишел невидимой жизнью, то тут, то там мелькали смутные, призрачные тени. Казалось, что за каждым стволом кто-то притаился, что кто-то стоит за спиной, но как только Тим оборачивался, там никого не оказывалось. Лес перешептывался тысячью голосов и вздыхал. Тим ступал по опавшим веткам словно по костям, одни тонко хрупали под его ногами, другие толсто хрустели. Чем дальше углублялся Тим в лес, тем темнее он становился. Сгущалась дремотная, густая, ядовито-зеленая темнота. Деревья обступили Тима со всех сторон. С ветвей клочьями свисал длинный мохнатый мох, влажные гладкие лианы, похожие на змей, пугали до дрожи в коленях. Тим вздрагивал, озирался. Ноги от страха одеревенели.
- Сынок, дитя мое, где ты? - плакал голос так горестно, надрывно, что у Тима разрывалось сердце от жалости.
-Я тут, я иду! - Крикнул он, сам готовый вот-вот расплакаться.