— Сторонись! Сторонись!
Вои расталкивали ратников, чтоб смогли проехать телеги. Три колёсницы да четыре телеги, влекомые степняцкими коньками, выкатились из-за рати и вытянулись вдоль. Возницы были замотаны в сырые, мехом к телу шкуры, на головах ещё и береста была намотана, а у среднего — прилажен медвежий череп. По бокам шли лучники с обмотанными пенькой стрелами да мальчишки несли горшки с углями. Тут же вои мешки поднесли. Из мешков они лили на горшки что-то чёрное и жирное.
Видя такое чудо, молодой кмес хотел было кликнуть дядьку, разузнать, головой завертел, но ратники Своерада тьмой застили уже всё поле перед воротами. Поздно шум подымать. Да и волки — свои, родовичи. Видно, знали, что делали.
Рявкнул, подавая сигнал, Нетвор, хлестнули коней юные возчики, и понеслось, громыхая деревянными колёсами, странное воинство! А следом ударили горящие стрелы.
Вот одну колёсницу охватило пламя, вот — телегу! Полетели вверх пылающие куски. Закричали обожжённые кони.
Изо всех сил гнали визжащих коней посланные на смерть мальчишки. Колёсницы вперёд вырвались, телеги потяжелее — поотстали.
По рати Свооерадовой волна пошла: лучников выкликать взялись — да поздно. В ближнюю колёсницу будто молнией ударило! Грохот раздался — шибче, чем с неба! Люди вокруг как горох посыпались, дым страшный повалил — чёрный. А потом и вторая колёсница рванула, третья… Тут уж и по тихоходным телегам стрелять некому стало — един бог поймёт, что началось перед воротами: повозки горят, люди бегут, топчут да сминают друг друга! А ратница у Своерада большая, враз назад не повернёшь!
— Славно горит нафт! — выдохнул Нетвор, глядя на мечущихся по полю ратников Своерада. — И взревел во всю глотку: — А ну, бей пришлых!
Не жалели заводных коней спешащие к городищу склаты. Волки же, и до того поразившие выносливостью, бежали ещё резвее.
Немногие конные волки, оставшиеся со склатами, понимали, что настоящей битвы им может и не достаться, и кидали всю злость свою в бег.
Вот и Роса уже.
По натянутой быстро волками верёвке споро перешли вброд, оставили в рощице заводных и вьючных, двинулись левым берегом, чтобы выкатиться Своераду в бок.
Вот уже и крик долетел издали…
Вылетев из-за рощи, склатские сотни по команде перестроились дюжинами и припустили галопом. Связанные битвой люди Своерада да защитники городища не сразу и поняли, что за вои, ощетинившись копьями, влезли в бок нападавшим.
Однако упреждённые волки Нетвора заорали: други, други! И как с цепи сорвались. Сдерживаемые до той поры кияном, они давно уже озверели от «нешаткой» такой битвы. И вот, наконец, Нетвор взревел во всю свою могучую глотку.
«Куда уж такому в дудку свистеть? Мёдведом ревёт», — подумал Темелкен. Бился он в самой голове своего маленького отряда, но дюжина лучших конников во главе с Сакаром прикрывала его.
Ратники Своерада, едва оправившиеся от «печей чадящих», оказались вдруг между молотом и наковальней. Первые ряды пеших были плотно связаны защитниками городища, а в бок вгрызлись чужие всадники. Лёгкая конница кусала копьями, но стоило Своераду послать крикунов, орущих «лучников на шуицу», как чужаки бросали малые щиты за спины, разворачивали коней и вытекали из измятого, развороченного бока, как вода между пальцев. Но тут же, рассыпанные кажется, они снова съезжались в дюжины и били прямо в спину, где на высокой повозке стоял сам Своерад, багровый от злобы.
А у городища рычали волки, разом разметавшие самых ярых, уже рубивших ворота. Недаром упреждали Своерада, что любой волк много лучших ратаев стоит. Маленько оживились и ополченцы, и ратники кмеса. А сумасшедшие конники снова бежали в явном беспорядке, но тут же построились и острым ножом ударили в многострадальный левый бок!
Много больше воев было у Своерада. Было в запасе и столько же конных, сколько тех, кто рвал и кромсал сейчас его ратницу. Да не было у Своерада думы такой — многих ратаев в преддверии сева весеннего у ворот положить да коней покалечить. Хотел большой силой малую раздавить. А не вышло.
С высокой телеги глядел Своерад, как кровью обливается левый бок, как Нетвор, грудью шире двух ратаев, рубит сплеча топором лучших его воев. Шипел Своерад от злости. Велел кричать, чтоб отводили рать. Думал, может, ещё вдогон чужие всадники пойдут. Не пошли.
И бой замер. Дышали всей грудью волки, загоняя назад рвущуюся наружу и неутолённую ещё жажду битвы, перестраивались ратники Своерада, отведённые на два полёта стрелы. Поле усеяно всё было ранеными, к которым, не чуя собственных ран, бросались товарищи.