— Так, значит, ты любила?
Ответила нехотя.
— Бывало.
— Демона?
— И с демоном бывало.
Адриан неестественно рассмеялся:
— Мы точно говорим о любви, а не о чем-то несколько ином?
Я аккуратно поставила бокал на стол и ухмыльнулась:
— Значит, решил поменяться со мной ролями, и теперь играешь на моих нервах?
— Так вот что ты обычно делаешь… осознанно играешь на моих нервах, — потянул Адриан. — Это многое объясняет.
— Ладно. Хорошо. Я утолю твое любопытство, в конце концов, я сама виновата в неосмотрительно провокационных формулировках. Когда-то давно я тоже, как и твой Ричи, зачем-то ввязалась в дурацкую игру: “Полюби смертного”. Кончилось это так же паршиво.
— Ты любила человека?.. — в тихом голосе Адриана читалось… изумление?
Впервые за многие годы я покраснела от нахлынувшего смущения, будто меня с поличным поймали за чем-то действительно абсолютно неприемлемым. Абсурдность ситуации раздражала, и мой голос прозвучал почти зло.
— Да. И я была уже немолода и достаточно опытна, чтобы не иметь оправданий.
— Как же так вышло?..
Резко захотелось затянуться сигаретой, но это бы уже пахло дешевой драмой.
— Возможно, повлияло то, что к тому моменту я оборвала долгую связь с демоном, который столетиями пудрил мне голову и, что закономерно, проявил себя как мерзавец. Знаешь, есть вещи, которые даже нам кажутся чудовищны, Адриан. К тому же, дело было на самом севере Европы, а там чертовски холодно и так хочется тепла… — позволила себе ухмылку, которая, надеюсь, не выглядела слишком жалкой. — Я могу назвать еще сотню вероятных причин, но в действительности, я не знаю. Я втерлась ему в доверие, забрала его сердце, но душу забрать не смогла, хотя он, сам о том не подозревая, готов был подать мне ее на блюде… А потом кто-то донес Матери, что я отказалась выполнить свой долг. Я потеряла милость, а смертному в назидании глупой демонице открыли мою истинная сущность. Он покинул меня. И его сложно в этом винить, в конце концов, как можно винить кого-то за разумность?
— Трусость, а не разумность.
— Давай начистоту, мало кого не оттолкнет тот факт, что его возлюбленная рождена в геенне огненной со всеми вытекающими последствиями. Особенно человека.
— Не все люди трусы, Хелла.
Из меня вырвался хриплый смех. Нервы действительно уже ни к черту.
Пальцы Адриана водили по грани ободка пустого бокала, и ухо чутко улавливало таящий стеклянный звон.
Мы вернулись в номер, когда небо налилось сиреневой, готовой принять первые лучи солнца.
Бар закрылся пару часов назад, но хозяин пожелал пройтись. Пошатываясь, мы обошли весь местный пригород, некоторое время забавляясь мутной пьяной головой и ватным телом. Когда надоело, протрезвели и молча посидели на перилах моста, бездумно перекинув ноги над пустотой. Я без спешки курила одну за одной сигарету, впитывая с никотином блаженное спокойствие. Внизу журчала мутно-жемчужная от пенистых порогов вода. Ранние птахи уже проснулись и, предчувствуя утро, без устали упражнялись в трелях.
Когда мы с Адрианом перешагнули порог номера, Стив, уже почти задремавший на кресле у входа, вздрогнул.
— Долго вы, — проворчал он. — Одри уже уснула.
— Рано засыпает и рано встает, — заметила я.
— Для молодняка хороший знак, — сказал Адриан.
Мы обменялись взглядами, как люди, которых сблизила тайна, и в выражении лица вампира смешались в равных долях надежда и опасение. Лишь бы новообращенная взялась за ум. Лишь бы не повторила судьбы первой ученицы хозяина.
Я направилась в комнату, где планировала разместиться со Стивом, когда Адриан перехватил меня за локоть.
— Номер мотеля — не самое безопасное место для дневки. Хелла, останься со мной и Одри, пока мы будем спать.
Предложение застало меня врасплох, но я кивнула. Внутри шевельнулось любопытство, — за все время службы Адриан не разу не просил ни о чем подобном, и я никогда не имела возможность понаблюдать за глубоким сном вампира.
Мы вошли в полумрак комнаты и плотно прикрыли дверь. Шкаф стоял на прежнем месте, заслоняя окно. Это наспех придуманное решение беспокоило, днем сюда проникнет слабый рассеянный солнечный свет, но, впрочем, вампирам опасны лишь его прямые лучи.
Две кровати Стив предусмотрительно отодвинул в дальние углы. На одной навзничь вытянулась Одри, натянув одеяло под самый подбородок. Лицо девушки напоминало восковую маску, жестко контрастирующую с роскошными блестящими рыжими локонами, а грудь казалось пугающе неподвижна. Размазанные по лицу остатки слез лежали бурой крошкой, едва различимой на пятнах плохо смытой туши.