А уж мистер-то Понтифик достиг успеха чрезвычайно быстро. Прошло очень немного лет с того дня, как он стал компаньоном фирмы, — и его дядя и тётя умирают с промежутком в несколько месяцев. При этом выясняется, что они сделали его своим наследником. Так что он оказывается не только единственным владельцем фирмы, но в придачу ещё и обладателем состояния примерно в 30 000 фунтов стерлингов — деньги по тем временам очень большие. Деньги прямо-таки сыпались на него, и чем больше их было, тем сильнее он их любил, правда, как он сам часто говорил, не как самоцель, а лишь как средство обеспечить своих дорогих детей.
Однако когда человек обожает свои деньги, ему не всегда легко в равной мере обожать и своих детей. Это как Бог и маммона[19]. У лорда Маколея[20] есть место, где он противопоставляет наслаждения, которые человек может почерпнуть из книг, неудобствам, которые ему причиняют знакомые. «Платон, — говорится там, — никогда не бывает угрюм. Сервантес не раздражается. Демосфен не приходит не вовремя. Данте не засиживается допоздна. Расхождения в политических взглядах не рассорят вас с Цицероном. Никакая ересь не вызовет ужаса у Боссюэ»[21]. Я позволю себе не всегда соглашаться с лордом Маколеем в оценке некоторых названных им авторов, но главная его мысль бесспорна: от них нам не надо терпеть больше неприятностей, чем мы согласны терпеть, тогда как от докучливых друзей избавиться много труднее. Примерно так относился Джордж Понтифик к своим детям и своим деньгам. Деньги никогда не шалят; деньги не шумят и не мусорят, не проливают суп и кофе на скатерть, не оставляют незапертой дверь, уходя из дома. Дивиденды никогда не ссорятся между собой; не надо тревожиться о том, что твои закладные по достижении зрелого возраста начнут ударяться в загулы и наделают долгов, по которым рано или поздно придётся платить. А вот у Джона наблюдались известные склонности, немало тревожившие отца, а младший, Теобальд, был ленив и временами весьма и весьма не правдив. Его дети, знай они, что терзало отцовскую душу, могли бы возразить, что он никогда не помыкал своими деньгами, как нередко помыкал своими детьми. Он и правда никогда не обходился с деньгами необдуманно или запальчиво; может быть, поэтому им и было так хорошо вместе.
Стоит вспомнить, что отношения между родителями и детьми в начале девятнадцатого века всё ещё были далеки от совершенства. В нынешней литературе тип отца-тирана, описанного Филдингом, Ричардсоном, Смоллеттом и Шериданом, занимает не больше места, чем первый вариант рекламы «Благочестивого прихожанина», изд-во гг. Ферлая & Понтифика, но тогда этот образ был настолько распространён, что вряд ли его не списывали непосредственно с натуры. Родители, выведенные в романах мисс Остин[22], менее напоминают диких зверей, чем в книгах её предшественников, но она явно смотрит на них с подозрением, и гнетущее ощущение того, что le père de famille est capable de tout[23], не покидает вас на протяжении большей части её сочинений. В елизаветинскую эпоху отношения родителей и детей были, похоже, в целом более добрыми. У Шекспира сыновья, как правило, дружны с отцами, и вообще, зло, кажется, не достигло апогея своей мерзости до тех пор, пока долгая история пуританства не насадила людям в мозги иудейские идеалы как руководство в повседневной жизни. Каких только прецедентов не создали Авраам[24], Иеффай[25] и Ионадав, сын Рехава[26]! Как легко было цитировать их и следовать их примеру в эпоху, когда мало кто даже из разумных мужчин и женщин сомневался, что каждое слово, каждый слог Ветхого Завета взяты непосредственно и буквально из уст Божьих. Кроме того, пуританство ограничивало естественные наслаждения жизни; пеан[27] оно заменило иеремиадой[28], забыв, что плохой игре во все времена не хватает хорошей мины.
22
Английские писатели: Генри Филдинг (1707–1754), Сэмюэль Ричардсон (1689–1761), Тобайас Дж. Смоллетт (1721–1771), Ричард Б. Шеридан (1751–1816), Джейн Остин (1775–1817).